Когда-то в юности я категорически противился любым попыткам читать мне мораль. Главный аргумент против морализаторства был для меня тогда следующим: а кто, собственно, сказал, что добро и зло объективные категории? То что является добром для одного человека, вполне может оказаться злом для другого. И наоборот. Кому из них я должен отдать предпочтение, и на каких основаниях? Ну вот, договорились люди считать добром любовь и милосердие, альтруизм, жалость и сострадание. А злом, соответственно – жестокость, безжалостность, эгоизм и так далее. И живут по этому договору. Просто потому, что так жить действительно удобнее. И получается, что принципы добра и зла это всего лишь законы человеческого общежития. Тем более, что куда ни глянь, законы эти в общем-то одни и те же – что в христианстве, что в буддизме, что в моральном кодексе строителя коммунизма. Это все мне было понятно. И протест вызывало как раз вот это требование морали – уравнять себя под общую линейку. Мораль равна законам общежития – пусть. Но при чем же здесь я? Ведь я-то уникален! Таких как я в мире никогда не было, и после меня тоже никогда не будет. Каким бы я ни был, но все же я, такой какой я есть – единственный экземпляр в мироздании за всю его историю. Что же вы ко мне со своими общими мерками-то лезете? Да не хочу я быть в вашем общежитии. Хочу быть рядом, сам по себе. И добром и злом считать то, что я считаю таковыми, а не то, что наиболее соответствует вашим обобщенным о них представлениям.
Такая вот бестолковая юношеская апология крайнего индивидуализма. Порожденная недостатком жизненного опыта и самонадеянной уверенностью в безукоризненности собственных суждений.
Ну и наломал же я дров тогда, с такими понятиями о добре и зле… Даже вспоминать сейчас не хочется. Видимо, лишь горький опыт сделанных ошибок способен отрезвить молодую горячую голову. Однако, и сейчас, спустя десятилетия, я по-прежнему могу сказать, что на пространстве отвлеченного внерелигиозного морализаторства твердых критериев добра и зла найти невозможно. Сформулированный в известной народной поговорке принцип «Что русскому хорошо, то немцу – смерть» слишком уж очевидно демонстрирует правду секулярного нравственного релятивизма. Чтобы ему противостоять необходим какой-то абсолютно бесспорный аргумент, аксиома, которая принималась бы на веру, без доказательств, как абсолютная истина. Нужен безусловный эталон добра, сравнивая себя с которым можно было бы судить – насколько мы от него удалились, или приблизились.
Для меня таким критерием добра стал Христос. Не просто как – хороший человек, поступки которого мне симпатичны. Нет, для меня Христос – эталон добра потому, что я верю в его божество. Доказать это рациональным способом невозможно, можно лишь поверить, или лучше говоря - уверовать. Но точно так же невозможно доказать и абсолютность добра в категориях внерелигиозной морали. И уж если выбирать – какая вера будет определять мое отношение к вопросам добра и зла, то я тысячу раз предпочту веру во Христа любым абстрактным рассуждениям о некоей морали вообще. И ничего не смогу добавить к словам, которые когда-то произнесли галилейские рыбаки: «Господи, к кому нам идти? Ты один имеешь слова жизни вечной».
Фото Юлии Маковейчук - мозаика церкови Христа Спасителя в Полях из ансамбля монастыря в Хоре (музей Карие), Стамбул.
