Если меня спросят – кто твой любимый поэт, – то Бродский, безусловно, окажется в числе первых имен, которые я назову, даже если меня разбудить этим вопросом поздно ночью.
Но если меня при этом спросят – что же именно мне нравится в его творчестве, я назову все что угодно – потрясающую эрудицию автора, чувство слова, ритма, невероятную поэтическую технику, аллитерации, неожиданные рифмы и аллюзии. Все что угодно, но только не тот дух, в котором оно было создано. Потому что унылый он, этот дух
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок
Это буду я: ничего внутри
Посмотри на него и потом сотри.
На мой взгляд, потрясающе сильные строки. Только грустно это. Бродский вообще очень грустный. Всё время точен, всё время навыхлест… Только выхлестывает у него почему-то сплошная меланхолия и скепсис. Хотя, мне приходилось сталкиваться с мнением о том, что в этих строках – некая перекличка с учением о Дао, о некоей «благой пустоте». Возможно, так и есть, не берусь судить. Но вся штука в том, что Бродский-то ведь в своих культурных корнях - европеец до мозга костей, и – христианин по вере. А для европейца-христианина пустота отнюдь не символ освобождения от сансары, а напротив - символ отрицания всех положительных смыслов бытия. Поэтому, в устах Бродского и это звучит как некий скепсис, отрицание, не предлагающее ничего взамен. Как некое сомнение в собственной вере в благого Бога. Хотя, есть у него и такие слова:
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной. Только с горем я чувствую солидарность. Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность
Вроде бы, верно. Но ведь – одна лишь строчка. Которая выглядит неубедительно даже на фоне одного этого стихотворения. А уж на общем фоне его творчества – и подавно. Почему – благодарность? За что? Кому? Все – без ответа. Просто – строчка. Выпадающая из контекста.
Конечно, в каждом человеке есть, как это называют психологи, несколько субличностей. И такую сложную фигуру как Бродский наивно было бы мерить портновским метром. Там, конечно же, много всякого, в его творчестве. И все же, если бы мне предложили определить творчество Бродского одной фразой, я бы сказал, что это - унылый скепсис, виртуозно описанный гением. Вообще, чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что гениальность человека, не уповающего на Бога, прямо пропорциональна величине его пессимизма. Чем глубже такой гений вглядывается в мироздание, тем меньше смысла он в нем видит. Да и откуда взяться оптимизму? Оптимизм (от лат. optimus — «наилучший») — взгляд на жизнь с позитивной точки зрения, уверенность в лучшем будущем. А на какое лучшее будущее указует Бродский своим творчеством? Что каждому из нас в итоге рот забьют глиной? Перспектива, прямо скажем, не очень веселая.
Видимо, все же следует признать, что даже самая высокая степень поэтической одаренности, самый высокий уровень техники стихосложения, является для поэта лишь средством, инструментом, с помощью которого он озвучивает свои духовные переживания. А вот качество этих переживаний зависит уже не от техники или одаренности. Оно зависит от веры, от тех конечных, главных и последних смыслов, надежд и чаяний, которые человек хранит в сокровенной глубине своего сердца. И в этом смысле мне куда ближе безыскусные и простенькие в сравнении с великолепной поэзией Бродского строки иеромонаха Романа Матюшина:
Никто у Бога не забыт,
Никто не сирота.
Всех неотпетых озарит
Созвездие Креста.
