О массовых захоронениях в Катыни известно с середины 40-х годов. О такой же гигантской общей могиле в районе тверского села Медное говорят меньше — во многом потому, что информацию о ней рассекретили лишь в начале 90-х. Но здесь, так же как и в Катыни, лежат рядом более 6 тысяч польских офицеров и более пяти тысяч советских граждан. Среди них и те, кто пострадал в гонениях за веру, и те, кто уже причислен к лику святых.
В самом Медном расстрелов не проводилось — расстреливали непосредственно в Калинине (ныне Тверь), во внутренней тюрьме НКВД (сейчас в этом здании Тверская медицинская академия). Именно там, в центре города, в 1937 году начались расстрелы, проходившие в рамках выполнения своеобразного «плана»: на регионы из центра были спущены разнарядки, отмерявшие, сколько людей следует расстрелять, а сколько посадить на десять лет в рамках «большой чистки».
— В Калининской области расстрелять предполагалось одну тысячу человек, арестовать — три тысячи, однако сотрудники местного НКВД план перевыполнили. — говорит заместитель директора по научной работе Государственного мемориального музея «Медное» Елена Образцова. — Расстреляны были более пяти тысяч человек, а в лагерях оказалось больше двадцати тысяч. Среди расстрелянных есть рабочие, крестьяне (в основном из числа раскулаченных). Есть люди, имевшие ранее судимость, но вовсе не обязательно закоренелые уголовники — достаточно было иметь минимальный срок за самые легкие преступления. Другой «группой риска» являлись выходцы из духовного сословия, причем не только священники, но и люди, бывшие с ними в родстве: сельские учителя, врачи и так далее.
Среди расстрелянных в подвалах тверского НКВД — немалое число пострадавших непосредственно за веру. К примеру, священник Удомельского уезда Димитрий Беневоленский, причисленный ныне к лику новомучеников и исповедников российских. Его судьба пугающе обычна для своего времени: три ареста, последний из которых окончился расстрелом. Причины всегда одни — совершение богослужений. Один из доносчиков, возмущенный тем, что священник отказался от снятия сана, писал об отце Димитрии: «Я прошу вас данное мое заявление проверить и сделать надлежащей вывод: убрать его к своим». Именно так и поступили власти.
После казни тела, как правило, отвозились в район села Медное и захоранивались здесь в общих могилах. Выбор места был неслучаен: здесь располагались дачи НКВД, земля вокруг контролировалась этим ведомством, а потому провести захоронения можно было без лишнего шума. Позже для сотрудников «органов», подчас ничего и не знавших о тех временах, на месте могил были построены дома. Уже в наше время глава тверской милиции обнаружил, что фундамент дома, определенного ему в качестве ведомственного жилья, размыло и на поверхности показались кости...
Период «большого террора» завершился в 1938 году, однако полигон в Медном ожидало второе рождение. В 1940 году здесь прошла новая волна тайных захоронений. На этот раз ликвидации подверглись поляки, оказавшиеся на советской территории после того, как СССР оккупировал восточную часть Польши в 1939-м. Военные, полицейские, жандармы, пограничники, сотрудники прокуратуры — в Осташковском лагере под Тверью их было примерно 6 300, когда 5 марта 1940 года было фактически принято решение об их расстреле. В течение двух месяцев весны 1940 года пленных небольшими партиями, так же как некогда советских граждан, доставляли в управление НКВД в Твери, где после формального заседания «тройки» приводили приговор в исполнение.
В мае того же года расстрелы закончились — нормы были выполнены, но и на этом история тайного кладбища не завершилась. Еще через год неподалеку от секретных захоронений начали предавать земле бойцов Красной армии, скончавшихся в госпиталях области. Так земля вокруг старинного, описанного еще Радищевым села приняла в себя жертв не только сталинских чисток, но и фашизма. Все обрели покой рядом друг с другом.
В начале 90-х информацию о полигоне НКВД под Медным рассекретили, в Польше была принята программа по увековечению памяти погибших и возведению мемориала на их могилах. В 1996 году начали строительство российской части мемориального комплекса. Сегодня построенные поляками и россиянами памятники примыкают друг к другу.
Настоятель храма Казанской иконы Божией Матери, расположенного в трех километрах от музейного комплекса, протоиерей Игорь Седов регулярно совершает на могилах панихиды и мечтает, что в комплексе появится свой небольшой храм, в котором, по его словам, очень нуждаются потомки репрессированных, приезжающие на могилы родных.
— Я стараюсь молиться за всех, кто похоронен здесь, — говорит отец Игорь. — Даже не пытаюсь разбираться, кто из них какой веры придерживался при жизни. Ведь здесь лежат рядом иудеи, мусульмане и христиане — в том числе и те, кто уже причислен к лику святых. Недавно здесь, в Медном, среди расстрелянных обнаружили священника, служившего неподалеку в одном из сел. За что он был расстрелян? Лишь за то, что не отошел от веры, не бросил свою паству, не предал Христа... А ведь таких, как он, в те годы были тысячи и тысячи.
Специалисты музея ведут и научную работу, ездят в экспедиции по области. Недавно они обнародовали результаты исследования судеб священников города Торопца, состоявших в далеком родстве с Патриархом Тихоном (Белавиным): как оказалось, практически все были репрессированы. Ну и, конечно, важнейшей задачей музея остается сохранение памяти о тех событиях.
— О Медном нужно рассказывать, писать, нужно привозить сюда школьников. — говорит отец Игорь. — Мы обязаны помнить о том, что здесь происходило, чтобы это не повторилось больше никогда.
Польская часть мемориального комплекса «Медное». После того как были обнародованы списки расстрелянных поляков Осташковского лагеря, польское правительство распорядилось сделать таблички, на каждой из которых указаны имя, должность и дата расстрела военнопленного. 6311 табличек размещены на деревьях в лесу у Медного, их содержание повторяется и на Стене плача в самом Медном. Сюда родные погибших приносят цветы.
Фото Владимира Крупко
Аллея памяти. Один из стендов выставки на открытом воздухе — «Хотелось бы всех поименно назвать: политические репрессии 1930-х годов на территории Калининской области».
Фото предоставлено Государственным мемориальным музеем «Медное»
Фото Владимира Крупко