Жил в шестидесятые годы прошлого века такой человек — Ханнес Линдеманн. Он был врач, исследовал возможности человека, попавшего в кораблекрушение. А чтобы лучше понять предмет своих исследований, предпринял очень рискованную попытку — переплыть Атлантический океан на самодельной лодке, выдолбленной из ствола дерева. Как ни странно, безумный эксперимент увенчался победой: за 119 дней он сумел от берегов Африки добраться до Гаити.
Репортеры задавали ему вопрос — что прежде всего требуется, чтобы выжить в океане потерпевшим кораблекрушение? Ответ Линдеманна был неожиданным:
— Самое важно — психологическая устойчивость, вера в свои силы. Готовясь к плаванию, я тщательно подготовился в физическом, техническом и навигационном плане, но психика моя была уязвима, а именно она отказывает быстрее, чем тело. Несколько раз я был в таком отчаянии, меня охватывала такая паника, что остается удивляться, как я остался в живых. Именно этот вопрос, как придать психике необходимую устойчивость, занимает меня сейчас больше всего.
Оказывается, люди часто гибнут в море не из-за непреодолимых обстоятельств, а оттого, что впадают в отчаяние даже там, где вполне могли бы выжить.
И вот, чтобы подтвердить эту свою мысль, Линдеманн затевает второе одиночное плавание через Атлантику. В этот раз на совсем уж безнадежном суденышке — обычной складной байдарке. Сделав выводы из первой экспедиции, он значительное внимание уделил психологической подготовке. В итоге, вывел для себя несколько важных формул и стал планомерно, специальными методами буквально — вбивать их себе в память:
— Я справлюсь!
— Не сдаваться!
— Продолжай идти на запад!
И в итоге оказался прав. Эти усвоенные до бессознательного уровня словесные формулы помогли ему выжить и добраться до цели. Однажды его байдарку перевернул шторм, и он всю ночь балансировал на ее скользком днище. Когда уже не было ни сил, ни воли, он держался лишь на тех самых «я справлюсь» и «не сдаваться».
И действительно — не сдался и справился. Утром шторм утих, Линдеманн перевернул байдарку в нормальное положение и продолжил плавание.
«Решающей для моего 72-дневного путешествия, — писал он впоследствии, — была формула „Курс вест!“, то есть направление строго на запад. При отклонении от этого курса меня ждала неминуемая гибель. Поэтому предупреждение „Курс вест!“ звучало во мне каждую минуту днём и ночью».
В последние 18 дней плавания было особенно тяжело. Накопившийся за два месяца дефицит сна становился невыносимым. Путешественник то и дело засыпал, сам этого не замечая. Но закрепленная до полного автоматизма формула пробивалась даже сквозь бред и галлюцинации. При всплывающих в уме словах «Курс вест!» Линдеман тут же приходил в себя, смотрел на компас и поправлял курс. И сумел совершить невозможное — переплыть океан на байдарке в одиночку.
Примерно в те же годы, когда Линдеманн покорял океанские просторы, жил в России монах-подвижник. Звали его игумен Никон (Воробьев).
У него был дар непрестанной молитвы, который он тщательно от всех скрывал. Известно об этом его даре стало лишь случайно. Однажды батюшка парился в бане и ему стало так плохо, что он потерял сознание. Его перенесли в дом, и окружающие с удивлением увидали, как игумен Никон не приходя в себя, непрерывно произносил молитву: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня, грешного».
Вот ни в коем случае не ставлю рядом аутотренинг Линдеманна и умную молитву православных подвижников (в «Фоме» о молитве мы писали тут — прим. ред.). Слишком разные у них цели, методики и вообще — почти все разное. Кроме одного. И формулы Линдеманна, и молитва игумена Никона произносились ими обоими ради спасения. Немецкий врач-мореход повторял их, чтобы спастись от грозной стихии и собственного отчаяния. Русский монах — чтобы спастись от вечной погибели.
Линдеманн уповал на силу своего тела и тренированной психики. Игумен Никон — на Господа милующего и любящего всех нас.
И подумалось мне вот о чем. А ведь молиться-то я как раз и не умею. И хотя через океан на байдарке, конечно, не поплыву, но ведь умирать все равно когда-нибудь придется. А умирают люди очень по-разному. Знакомые священники рассказывали, что иногда приходят напутствовать умирающего, а тот уже из рассудка вышел — лежит, бредит, видит что-то, с кем-то разговаривает. Короче, уже не здесь. И, увы, зачастую совсем не слова молитвы звучат из уст человека, отходящего в мир иной.
Кто знает — быть может, и мне точно так же умирать доведется — вне здравой памяти и трезвого ума. Стяжать непрестанную молитву, как игумен Никон, я уже не сумею. А вот хотя бы просто повторять как можно чаще «Господи Иисусе Христе сыне Божий, помилуй мя грешного» еще вполне могу. Чтобы в смертный час, когда уже не останется ни сил, ни памяти, ни надежды, пробивались эти спасительные слова сквозь бред и галлюцинации, помогая до последнего мгновения удержаться на правильном курсе.
На заставке фрагмент фото Kafeole