Огромный роман Захара Прилепина «Обитель» разворачивается на подмостках Соловецкого лагеря особого назначения, вторая половина 1920-х.
О Соловках ли он? О лагере ли? О времени ли? Нет, нет.
О времени – отчасти, в какой-то степени. Но гораздо сильнее в нем иная тема, связанная не с ранним советолитом, а с вечностью. Эта тема – диалог человека с Богом. Именно так. Стержень всего повествования – крайнее обнажение того, как суть человеческая, как самая сокровенная часть души человеческой, измаравшись, испакостившись, все-таки взывает к Богу: ответь же Ты мне, ну что ты молчишь? Отчего ты делаешь мне больно? Отчего такая несправедливость? Почему ад вокруг меня? Да Ты не слышишь и не любишь меня! Ты! Я отхожу от Тебя! Слышишь? Или нет, все-таки не могу отойти… Не оставляй меня.
В прилепинской «Обители» не одна душа, не две, не три, а все, все сколько-нибудь значительные персонажи так или иначе выстраивают свое отношение к Господу. Кто-то, захлебываясь воплями, кто-то – тихонечко, в слове одном, в жесте одном…
Начальник лагеря Эйхманис стремится занять Его место, переосмыслить и перестроить мир. Соловеция Эйхманиса – «лаборатория» нового человека; он уже и человека нового задумал слепить из подручного материала. Но возвышается начлагеря лишь до статуса какого-то языческого полубога в грезах любящей женщины, на деле же становится бичом Бога истинного, терзая заключенных по Его попущению. И всё хочет доказать – себе, другим людям, Богу, в коего уже и не знает, верить ли, не верить ли, свою правоту. Тщетно. Фальшивит его голос.
Бывший колчаковский контрразведчик весь уходит в смирение и веру. Даже в смертный час, перед расстрелом, он укрепляет себя молитвой.
Иерей Зиновий, опустившись до попрошайничества, все-таки твердо отвечает чекистам: я не отрекусь от Бога, от антихриста я отрекаюсь.
Священнослужитель-обновленец Иоанн проповедует беспрестанно: не проклинайте власти, не проклинайте мучения свои, не уходите от Бога, Ведь Он от Вас не ушел, он рядом! Он видит и слышит всё, Он слышит даже то, что ты подумал шепотом, немедленно спрятав от самого себя собственные мысли. Во имя Его любите, прощайте всех, кто наносит обиды…
Поэт и картежник Афанасьев, личность переменчивая, легкая, -- пух, а не человек! – и тот, чуя, как смерть подходит к нему, и жизни осталось на глоточек, кается в подлости своей: подкинул колоду карт, запрещенных в лагере, другому заключенному, подвел его… Прости меня, ближний.
Люди бьют и убивают друг друга – один за кусок хлеба, другой за грубое слово, третий из пустой фанаберии. Лгут, воруют, выслуживаются перед начальством. Условия Соловецкого лагеря высвечивают и самое лучшее, и самое худшее, что есть в человеческой натуре. Как говорит одна из героинь романа, «человек темен и страшен». Соловки прежде всего темное выволакивают из души наружу. А ведь это «Страна Советов» в миниатюре! И Прилепин, подав постреволюционную Россию в таком виде, за ручку приводит читателя к идее: что заслужил народ наш, то и получил. В каком грехе находился, такое и воздаяние обрел. Каждую минуту каждый человек мог «встягнуться от греха», сделать выбор, высвобождающий его от жизни порочной. Но кто сам по себе, пребывая в покое и довольстве, пожелал покаяться, исправиться?! Тогда сам Господь поставил народ в жесточайшие условия огромного лагеря, на порог смерти… и что?
У последнего предела раскаяние все-таки приходит.
Центральная сцена романа – общая исповедь, которую в изоляторе на Секирной горе принимают у лагерников двое священнослужителей. Да в чем только не признались им (а значит, и Богу) те, кто ждал: вот сейчас уведут и прикончат!
«--Владычка! – как брошенный в огонь, взвыл кто-то. – Я зарезал жену!
Все смолкли, но совсем ненадолго.
-- Расстрелял жидка! – прохрипел еще один.
-- Боже мой, я ограбил и убил старуху! – сознался третий.
-- Задушил ребенка! Помилуй! Всеблагой! Молю!
Крик стал до того густой, что сквозь него не пролетела бы птица»…
Страшно? Нет, не покаяние страшно, а то, что всё это когда-то совершилось, потом ушло на глубину души, да и живет там, как больной хищник в норе. Покаяние, наоборот, -- тепло, надежда…
Конечно, Прилепин, человек левых убеждений, хотел бы дать свирепствам советской власти оправдание. Хотя бы такое – она-де бич Божий, народ наш получил ее «по заслугам». А все же слишком он муссирует эту мысль. Может, оно и так, заслужили; но от того разве теряет в тяжести собственного греха всякий, кому попустил Бог соблазниться и совершить акт жестокости в отношении подчиненных, заключенных, арестованных? Когда Богу нужен живой топор, лечь к Нему в десницу вовсе не значит сохранить чистую душу, разрубая людей в кровавые щепки.
Но даже с этой оговоркой, у Прилепина получился глубоко христианский роман. История покаяния.
Главный герой романа, Артем Горяинов, – никто. Милый парень, повеса и неплохой спортсмен, прилично образованный москвич. Ничего значительного не успел он сделать в предлагерной жизни. Личность аморфная, столь же родная 1920-м, что и нашему времени. Начитанный молодой русский, годный для любого года на дистанции от Крымской войны до возвращения Крыма. Обаятельный. Храбрый. Иногда – бескорыстный.
Но.
На протяжении романа этот обаяшка убил, предал, сблудил, твердо отказался от Бога, совершил еще множество скверных вещей. Казалось бы, погибшая душа!
И вот Горяинов оказывается в лодке посреди бурного моря наедине с женщиной, которая ему дорога. Кто она ему? Не мать, не жена, не сестра, всего лишь злая любовница. Однако он все-таки хочет спасти себя и ее, а потому из темноты, из-под глыб душевного льда, принимается взывать: «Господи, я Артем Горяинов, рассмотри меня сквозь темноту. Рядом со мной женщина – рассмотри и ее. Ты же не можешь взять меня в одну ладонь, а вторую ладонь оставить пустой? Возьми и ее… Она не чужой мне человек, я не готов ответить за ее прошлое, но готов разделить ее будущее».
Умер неверующий человек, родился верующий.
Столь верующий, что уже смеет самому себе признаться в жажде Бога: «Бог не мучает. Бог оставляет навсегда. Вернись, Господи. Убей, но вернись».
Кается. Меняется.
А когда приходит время его женщине – любимой ли, нелюбимой ли, Бог весть, но уж точно не чужой, -- встать под пулю, он спокойно становится рядом с ней. Ведь обязался перед лицом Бога – «разделить ее будущее»…
Для любого двери покаяния открыты. В любой день, любой час, любой миг можно войти в них ради спасения души.
Известный литературный критик Лев Пирогов сказал о романе «Обитель», что с этою книгой Прилепин вошел в русскую классику. Книга получилась пестрая, перекошенная, жуткая, языки смыслов не образуют в ней стройного здания, вылезают изо всех щелей, извиваются, жалят… Но Пирогов прав конечно.
Бог дает нам утешение: классическая русская литература продолжается, ничем она не ниже того уровня, какой был между Пушкиным и Гумилёвым. Угластый, наждачный, беспощадный Прилепин – один из ее коренников. От него больно, с ним невозможно не спорить, но он пишет народным нутром, извлекая из влажной немоты некрасивую, нелепую… правду. Его сердце совмещено с сердцами миллионов русских людей. Если в изреченной им правде слышится ржавый скрежет, то ведь этот скрежет – общий для них всех, если же слышится симфония лесных птиц, то и эта симфония – общая для них всех… для всех нас.