Борис Любимов, ректора Щепкинского театрального училища, 48 лет был духовным чадом протоиерея Георгия Бреева (1937–2020), ушедшего от нас прошлой весной. Они дружили семьями, вместе растили детей. Борис Николаевич поделился с «Фомой» своими воспоминаниями об отце Георгии и мыслями о том, зачем вообще верующему нужен духовник.
В моей жизни было всего два человека, которых я называл своими духовными отцами. Крестил меня отец Александр Скворцов, настоятель храма Воскресения Словущего в Филипповском переулке на Арбате, у меня и справка о крещении есть от 1948 года. В этом московском храме я вместе с папой стоял в алтаре. А первым своим духовным отцом я считаю протоиерея Всеволода Шпиллера. Он дал мне фундамент знания русской религиозной философии и богословия, ввел в сердцевину, глубину православия.
С отцом Георгием Бреевым меня познакомил папа. Он был прихожанином храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, куда в 1967-м пришел молодой священник, отец Георгий. Он тогда начинал писать и попросил папу — как литератора — помочь ему с редактурой текстов. Так они познакомились и сблизились.
А 14 мая 1972 года, накануне моего ухода в армию, я утром причастился у отца Всеволода, а вечером оказался в гостях у отца Георгия. Мне кажется, в тот день и произошла «передача эстафеты». Я, конечно, не говорил: «Я теперь буду вашим духовным сыном», но крестить свою дочь я попросил именно отца Георгия. А потом он отпевал моего отца, а несколько лет назад и мою жену. Всю жизнь мы общались с ним, вплоть до самой его смерти.
Отец Георгий исповедовал моего папу, меня, мою дочь, моих внуков, объединяя четыре поколения нашей семьи. С его уходом «порвалась дней связующая нить».
В нашу последнюю встречу он был бодрым, говорил о своих любимых псалмах, о новой книге — я и подумать не мог, что больше его не увижу. А оказалось, в тот день мы прощались и все, что он говорил, было напутствием для меня.
***
Отец Георгий с первых же наших встреч стал давать мне святоотеческую литературу, но делал это осторожно, не навязывая. Он был замечательным педагогом, умел к каждому найти подход и беззаветно любил людей. Мы ведь обычно любим только тех, кого считаем хорошими, а он любил людей просто так. Любил и доверял. За 48 лет он ни разу меня не отругал, не наложил епитимью. И не потому, что я такой хороший. Но он говорил: «Ты и так знаешь свои грехи», и пытался раскрыть все то лучшее, что во мне есть.
После исповеди я всегда уходил с ощущением полета. Отец Георгий говорил: «Больше думай о том, как прекрасен мир, сотворенный Богом». И эта его установка помогла мне сформировать собственное мировоззрение. Если бы меня в тридцать лет спросили о моем мироощущении, я бы ответил цитатой из святых отцов или философов. А сейчас скажу: «Слава Богу за все!». Это ощущение и понимание — самое главное, что дал мне отец Георгий.
***
Во все важные моменты моей жизни отец Георгий был рядом. Знаете, как бывает: ездишь к какому-то священнику, он тебя наставляет, но в жизни твоей не участвует. А с отцом Георгием мы ходили друг к другу в гости, и во время этих встреч разговоры все равно шли о самом главном, а я наблюдал за тем, каков он в семейной, домашней жизни, и учился. Бывает, побываешь у священника дома и второй раз в гости уже не пойдешь — по разным причинам. А с отцом Георгием мы дружили семьями много лет.
***
А вот на природе мы с ним вместе были только раз, когда я только вернулся из армии и приехал к нему на дачу. Мы пошли гулять, и я обратил внимание, как преображается его лицо. В этом было что-то библейское: «И увидел Бог, что это хорошо!» Он смотрел на обычные холмы как на прекрасные Альпы, радовался даже просто пробегавшей мимо собаке! Правда в этой любви к природе для христианина есть опасность удариться в пантеизм, но у отца Георгия во всем была мера.
***
Помню как-то заговорили о каких-то проблемах, и батюшка сказал: «Надо все переводить в молитву». Для меня это стало очень важной установкой: любую проблему, личную, семейную, служебную, любую неурядицу переводи в молитву, обращайся к Богу, к святым.
***
Я не знаю никого, кто, как отец Георгий, любил бы Библию, псалмы, апостольские послания, святоотеческую литературу. Его погружение в мир Священного Писания и в мир Церкви было таким полным, что даже когда он был дома, его все равно тянуло в храм. Даже когда он просто произносил слова «тропарь», «кондак», «полунощница», «акафист», у него теплели глаза — он жил этим.
Мне кажется, из него вышел бы отличный монах: он и так вел почти монашескую жизнь, и ему в радость было служить с утра до вечера. Но он оказался замечательным семьянином. И рачительным хозяином: какое запустение было в храме Рождества Богородицы в Крылатском, и какой это дивный храм сейчас — и все благодаря ему!
***
Кто такой — для меня — духовник? В идеале — это человек, который видит все твои проблемы и болезни и может, как врач, облегчить твои страдания. И, видя в тебе искорку Божию — которая есть в каждом из нас, — будет стараться разжечь ее, а главное, делать это, соизмеряясь именно с теми условиями, в которых ты живешь — с нелюбимой работой, непростыми отношениями в семье и прочими отягчающими обстоятельствами. Среда ведь не только «заедает», как говорили во времена Достоевского, она может и питать. И духовник поможет установить баланс, вызвать к жизни все лучшее в тебе. Но конечно, нельзя все свалить на него, мол, ты, батюшка, обо мне молись, а я буду жить своей жизнью, надеясь, что как-то без моих собственных усилий брошу пить или перестану ссориться с женой.
К примеру, у меня всегда стоял вопрос по поводу работы в театре. Разные священники по-разному к этому относились, говорили, что это работа «трудная» — во всех смыслах этого слова. А отец Георгий говорил просто: раз ты этим занимаешься, так постарайся внести в это дело дух христианства. Не в том смысле чтобы, не будучи святым, сделать святыми всех вокруг себя или всех своих студентов обратить в православие. А в том, чтобы ставить Христа на первое место и во всем, чем бы ты ни занимался, славить Его имя.
***
А однажды передо мной встал вопрос, от которого зависела вся моя жизнь. В 1991-м году мне предложили перейти на работу в один из отделов Московской Патриархии с последующим принятием священнического сана. Надо сказать, что мысли о священстве меня посещали и до этого. Я десять лет был чтецом в подмосковном храме, прилично знал последовательность богослужения, а шестопсалмие — так почти наизусть. Но смущало то, что церковная служба очень технологична, в ней участвуют не только сердце и мозг, но еще и руки — нужно хорошо уметь обращаться с чашей, а это не так просто. Смущал и мой слабоватый голос — кто-то скажет: мелочи, но для священника это очень важно.
И когда мне предложили эту должность, я сразу рассказал об этом и родным, и отцу Георгию, но ни у кого эта новость восторга не вызвала. К тому времени я уже много лет был заведующим кафедрой, заместителем и художественным руководителем Малого театра, только что стал советником федерального министра культуры. Отец Георгий сказал только: «Ты подожди, дождемся указания». Но ни указания, ни второго предложения не последовало.
Да я и сам понимал: чтобы быть священником, нужно настоящее призвание, быть плохим священником — не то, что плохим заведующим кафедрой, это страшно. Боюсь, у меня не хватило бы ни физических, ни духовных сил.
***
Теперь, когда отца Георгия не стало, важно не унывать. Сам он был радостным, веселым человеком, всех встречал доброй улыбкой, и, думаю, пожурил бы нас за уныние, тоску и ропот на Бога. Мы должны благодарить Бога за то, что Он продлил ему жизнь. Когда мы отмечали его 75-й юбилей, он сказал: «Больше юбилеев не будет». И все-таки мы отметили его 80-летие! Все мы надеемся на жизнь вечную — а значит, и на возможность встретиться с ним там.
Подготовила Анастасия Бавинова