Мы, современные жители Москвы, радуясь празднику Светлого Христова Воскресения, не всегда задумываемся, а как это происходило у наших предков? Каковы были традиции подготовки и встречи Пасхи? Об этом рассказывает известный историк-москвовед Алексей Дедушкин.
В ожидании праздника
Пасха в старой Москве… Торжественный и радостный благовест колоколов, крашеные яйца, пасхи, куличи, теплый весенний ветерок, оранжерейные махровые сирени, тюльпаны, гиацинты и ландыши. «Христос воскресе!» — возвещает Иван Великий в Кремле, «Воистину воскресе!» — вторят ему все «сорок сороков» московских церквей. На выходе из храмов москвичи, и знакомые и незнакомые, христосуются, обмениваются крашеными яичками, а порой даже и разговляются куличом да чарочкой.
Готовились к празднику загодя, город прихорашивался, подкрашивались фасады домов и заборы, улицы чистились от зимнего мусора. Москвичи приводили в порядок свои жилища, убирали, натирали, намывали.
В Великий пост перед Пасхой в Москве был обычай непременно сходить к Иверской часовне возле Воскресенских ворот Китай-города, поклониться чудотворной Иверской иконе. Но это народ попроще. Многие же люди знатные и богатые купцы принимали московскую святыню у себя дома. О времени и дне необходимо было договариваться заранее. Икона путешествовала по Москве в огромной карете, запряженной шестерней лошадей с форейтором. В часовне в это время находилась ее копия-список. Интересная деталь: один из таких точных списков Иверской иконы был обнаружен нашими эмигрантами в антикварной лавке в Париже в 1930 году. Как он там оказался, до конца не ясно. Возможно, святыню вывезли еще солдаты Наполеона, разграбившие Москву. Собрав последние деньги, прихожане русского православного храма во имя Трех Святителей, устроенного в гараже обычного жилого дома, выкупили свою любимую икону. Точнее, один из ее списков, но так ли это было важно? Иверский образ стал для них великим утешением и напоминанием о том, что Господь не оставил их в чужой земле.
За неделю до Пасхи в Москве устраивались Вербные гуляния. Увеселения начинались еще в четверг. На Красной площади устанавливались палатки и открывалась вербная ярмарка. Продавались ветви вербы — российского первоцвета — с кудрявыми барашками почек (за отсутствием в наших широтах библейских пальмовых ветвей), воздушные шары, «тёщины языки», свистульки, «морские жители» в стеклянных пробирках, затянутых сверху резинкой, маленькие обезьянки из раскрашенной ваты, бумажные цветы, сладости. Веселые толпы людей, детские крики, смех. К вечеру воскресенья ярмарка закрывалась.
Начиналась Страстная неделя.
Но ее затишье было обманчиво. Город активно готовился к празднику. На Девичьем поле устанавливались балаганы для народных гуляний, в мясные лавки завозились окорока и колбасы. Красились яйца, пеклись куличи, приготавливались пасхи. При этом в каждой семье по особому, своему рецепту. Москва жила предвкушением. Предвкушением Праздника.
«Громадное значение тогда имела Страстная неделя, с ее службами и грустным звоном, и после нее особенно радостно воспринималась пасхальная заутреня, с ее, наоборот, радостным и торжественным звоном, пасхами, куличами, красными яйцами, радостным настроением и весной. Весна тогда очень сильно чувствовалась в Москве, почти как в деревне», — вспоминала позже известная меценатка, директор Русского музыкального общества Маргарита Кирилловна Морозова.
Как это было
К пасхальной заутрене публика побогаче съезжалась в Кремль, в Успенский собор, где служил митрополит. Но многие именитые купцы предпочитали храмы неподалеку от дома. Тем более что многие из них были старостами своих приходских церквей.
Любопытные воспоминания о праздновании Пасхи оставил нам сын известного дореволюционного предпринимателя, знаменитого коллекционера и основателя театрального музея Юрий Алексеевич Бахрушин. В праздник вся его семья собиралась в храме Троицы в Кожевниках — дед мемуариста Александр Алексеевич был старостой этой церкви. «В церкви у каждого свое место — мы, потомство Александра Алексеевича, стоим налево от входа на местечке, обтянутом красным сукном; потомство Петра Алексеевича стоит на таком же местечке справа от входа, два деда Александр Алексеевич и Василий Алексеевич стоят где-то впереди на клиросах; дядя Сергей Александрович — на клиросе придела, двоюродный дядя Константин Петрович где-то в алтаре, а дядя Владимир Александрович — с певчими». После заутрени все члены семьи христосовались друг с другом, а после обедни ехали в дом деда на Кожевническую улицу. Усадьба эта, не сохранившаяся до наших дней, находилась рядом с бахрушинской фабрикой. После разговения и поздравлений, отправлялись к себе домой на Лужнецкую улицу, ненадолго ложились спать, а вскоре начинались визиты. Перед этим поздравляли прислугу: «Все были одеты по-праздничному, женщины расфуфырены и завиты барашками, мужчины в новых рубашках, в белоснежных фартуках, с расчесанными маслом волосами».
Первые визитеры появлялись около 11 часов утра, ближе к вечеру съезжались близкие друзья и знакомые. На следующий день визиты продолжались.
Дом Бахрушиных в Замоскворечье хорошо был известен в Москве. В XIX веке владение это принадлежало московскому городскому голове Михаилу Леонтьевичу Королеву. В 1862 году в доме на Лужнецкой (ныне — улица Бахрушина) Королева посетил император Александр II с семьей. Этому визиту предшествовал забавный случай. На приеме в Кремле император обратился к Королеву, который представлял московское купечество, с вопросом: «Как твоя фамилия?» Ответ первоначально удивил всех присутствовавших: «Благодарение Господу, благополучны, Ваше Величество, только хозяйка что-то малость занедужила». Но Александр II быстро сообразил, что купец понял слово «фамилия» в его старинном значении — «семья». Вот тогда-то он и пообещал приехать к Королеву в гости. Московское купеческое общество увековечило память о посещении венценосных особ открытием Александро-Мариинского Замоскворецкого училища на Ордынке для обучения бедных детей обоего пола. Сам Королев впоследствии пожертвовал училищу капитал в 50 000 рублей. Позже владение на Лужнецкой улице перешло к Бахрушиным. В 1896 году по соседству со старым был построен новый дом по проекту архитектора К. К. Гиппиуса, в котором сейчас располагается Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина.
Большая часть москвичей «визитов» не наносила, но в гости к друзьям и знакомым на кулич и пасху, конечно, ходили все. Главные же городские народные пасхальные торжества проходили на Девичьем поле. Еще с 1864 года здесь начали устраивать регулярные гулянья, проходившие на пасхальной неделе. На поле строились балаганы, карусели, качели, катальные горки. Водили хороводы, давались незамысловатые театральные представления. В 1910 году главные московские гуляния перевели за Пресненскую заставу. А вскоре они окончательно прекратились…
Но, несмотря на все перипетии ХХ века, борьбу с «дурманом» и «опиумом», антирелигиозную пропаганду, Пасха осталась одним из немногих церковных праздников, который москвичи отмечали и в советское время.