Интервью со спасателем Владимиром ЛЕГОШИНЫМ



Владимир Данатович ЛЕГОШИН родился в 1962 году. Окончил Московский энергетический институт. Работал внештатным спасателем при Комиссии по черезвычайным ситуациям Совмина СССР. В отряде "Центроспас" – с 1992 года. С 1997-го заместитель начальника отряда. Герой России, заслуженный спасатель РФ.



- Как Вы относитесь к старости?

- Мне 43 года, это еще не старость, но уже и не молодость. Я понимаю, что олимпийским чемпионом мне уже не быть, как бы я ни тренировался. Это я упустил.

Наступает переоценка своих действий, своей жизни, начиная с самого детства. Тогда возможностей было больше, но не было сегодняшнего опыта. Вот там бы я поступил более рационально, более экономно. Таких ошибок не совершил бы. Например, проявил бы не агрессию, а жалость. А что-то не стал бы менять ни за что. Такие сожаления о прошлом бывают у каждого.

Я смотрю на 25-летних, 30-летних, и они кажутся мне молодыми максималистами. У некоторых из них все делится на белое и черное. А у 20-летних тем более. В моем возрасте оттенков от белого до черного становится гораздо больше, а у пожилых палитра еще богаче. Они больше умеют прощать. Физических сил меньше, а жизненной мудрости больше – вот такой парадокс.

При этом у людей ближе к семидесяти круг общения сужается, во многом потому, что у них становится меньше возможности передвигаться. Зачастую бабушки и дедушки ограничиваются своей семьей. В общем, как в сказках говорится, жили дед да бабка на берегу синего моря. Когда им было по пятнадцать лет, у них, наверное, было полно друзей, но с годами почти никого не осталось... Могу судить по себе: если лет пятнадцать назад мой телефон в выходные трезвонил каждую минуту, то сейчас раз-два, и то по делу. У всех заботы, семья... Конечно, мы дружим с коллегами. Если нужна помощь, ребята всегда выручат, без вопросов. Плохие люди в нашей профессии, как правило, не приживаются, уходят. Но видимся в основном на работе, вне ее – редко.



– Сейчас многие, особенно женщины, всеми силами пытаются задержать молодость.

– Я уверен, что каждая женщина для своего мужа, для любимого человека хороша в любом возрасте. И оттого, что с годами у нее появляются морщинки, менее любимой она не становится. А этот бум, мода на молоденьких девочек... Это просто блуд, а не любовь, не нормальные отношения.

– Но почему же тогда люди молодятся до последнего? С помощью пластических операций, процедур, косметики, молодежного стиля в одеже и поведении...

– Думаю, это просто ненужная бравада: 60-летняя бабушка в мини-юбке или дедушка в коротких шортах – это же просто некрасиво, им это не к лицу. Или пожилая актриса, которой “подчистили” морщинки компьютерной графикой, красиво накрасили, одели. Да, она эффектно и молодо выглядит на экране, у нее много поклонников, кто-то даже влюбляется. Но ведь вблизи возраст не спрячешь. Спрашивается, зачем эта игра в молодость? Получается просто маска, а не живой человек.

Посмотрите на того же Табакова. Да, это пожилой человек. Но он этого абсолютно не скрывает, ведет себя соответственно возрасту и при этом следит за собой. Людей, которые достойно ведут себя в пожилом возрасте, много – актеры, политики и так далее. Каждому возрасту свойственен свой хабитус*, это неизбежно. Но можно и в пожилом возрасте сохранять свой стиль, выглядеть красиво.

– Говорят, что страх старости подсознательно идет от страха смерти.

– Мы всегда боимся неизведанного, ведь мы не знаем, что нас там ждет (я говорю в основном о неверующих людях, у верующих все более определенно).

- Ваша профессия повлияла на отношение к смерти?

– Изменила в корне. Когда столько раз встречаешься со смертью, когда твоя работа напрямую с ней связана и люди умирают у тебя на руках... Знаете, они абсолютно спокойны, хотя всё понимают: “Вы меня, наверное, уже не вытащите, я умру...” Некоторые находятся в ступоре, в полуобморочном состоянии. Им даже неприятно, когда их тормошат. Его просишь: “Открой глаза, поговори со мной”, чтобы хоть как-то его поддержать, помочь. “Да нет, я лучше посплю...”

Поэтому и я перестал бояться смерти. Мне и самому приходилось попадать в опасные ситуации, на грани жизни и смерти, у меня были серьезные ранения. И я понял: человеческий организм генетически приспособлен к смерти, как бы странно это ни звучало. Все проходят через этот барьер, все умирают. Это определено Свыше. Да, это тяжело, но никуда не деться. Каждая жизнь когда-нибудь кончается.



– Наверное, страх идет еще и от ожидания боли перед смертью.



– И к боли мое отношение сильно изменилось. Я убедился на своем опыте: организм автоматически защищает нас от слишком сильной боли. Даже если в человека попадает пуля, сначала он чувствует просто сильный удар. Либо боль будет острая, но кратковременная, либо ты ее вообще не почувствуешь – просто потеряешь сознание. Это зависит от болевого порога пострадавшего. Рано или поздно боль пройдет или прекратится. Господь не дает человеку испытания, которого тот не может вынести. Так что и боли я бояться перестал. Ее тоже придется пережить.

– А старости боитесь?

– Тоже нет. Я отношусь к ней совершенно спокойно, как к данности. И понимаю, что она может прийти в любой момент, жданно или нежданно. А вот чего боюсь, так это немощи. Старость – это умудренность. А немощь – это физическая слабость, невозможность реализовать то, что хочется в жизни.

*Хабитус (лат. habitus) – здесь: индивидуальные особенности внешнего вида – Ред.

1
0
Сохранить
Поделиться: