Пух на улице вертится, кружится то прибиваясь к асфальту, то взлетая к макушкам деревьев. Он подчиняется власти ветра и, кажется, вполне равнодушен к его ежесекундным капризам. А что человек? Сам ли, глупостями и подвигами своими, пишет «икону» своей жизни? Или же и на него есть какая-то внешняя управа, быть может, такая же ветреная, своенравная и жестокая? И он, подобно пуху, все летит по разным улицам и паркам, не ведая, что ждет его впереди?

«Его сиятельство случай!» – декларировал нараспев город. Нет-нет, что-то тут не так. Я же человек, значит ... непонятно.

Вот сказал когда-то один очень мудрый француз: человек приговорён быть свободным. Приговорен – значит, в тюрьме. Какая может быть свобода в тюрьме? Абсурд. А если и в тюрьме, значит, должна быть вина. Так предъявите. Покажите протокол судебного заседания, на котором меня к такому существованию приговорили! Хочу в глаза посмотреть коллегии присяжных, переговорить со своим адвокатом, на дрожащих коленях перед судьей постоять. Ну или дайте хотя бы обвинителю в лицо плюнуть! Хотя можно и без этого – я смирюсь. Ответьте только на вопрос: свобода или необходимость? Больше мне ничего не нужно. Дайте только наконец изменить равновесие этой всечеловеческой чаши весов. А если не можете, так я сам попробую.

21258833744_a0c0074b08_h
Фото Piyushgiri Ravagar

В детстве я пережил один очень важный опыт. Опыт своеволия. Своеволие – это когда «дважды два равно пять», и, хоть тресни, а все равно «пять». Как топну маленькой ногой по полу, как закричу так что губы мои посинеют.  «Ясно, хочет он чего-то!», и содрогнется на мгновение все мироздание. Да, хочу. Всенепременно. И с места не сдвинусь пока своего не получу!

Но даже если получу – разве это свобода? Нет-нет – это насилие. Родители не дают, так я все равно переломлю их волю, только бы вышло по-моему. Получается этакое выкорчёвывание своих интересов с чужой грядки. Пакость... «Свобода такой быть не может», – угрюмо пронеслось в голове. Я тогда, еще в детстве, пришел к выводу: нужна такая теорема, в которой и мое своеволие никакого ущерба бы не претерпевало и окружающие от нее бы не страдали. Я об этом потом у Достоевского прочитал. Ведь откуда еще взяться свободе человеческой, если не из своеволия?

Хорошо, конечно, что я тогда об этой теореме задумался, но, чем дольше я жил, тем больше отдалялся от ее решения. Не хватало какого-то слагаемого, чтобы моя задумка успешно состоялась. Дышать с каждым днем становилось труднее. Боль моей неприкаянной, ненужной свободы преследовала меня повсюду, и я отчаянно искал какой-то Мысли: мгновенной, убедительной, яркой, как молния, а потому – потрясающей.

Но однажды сумрачное небо озарилось: «люби и делай, что хочешь». Так сказал когда-то святой блаженный Августин (О блаженном Августине в "Фоме" - Исповедь. Инфографика - прим. ред.). Я прочитал этот призыв один раз, потом другой, третий... Любовь не может быть не свободной. Свобода не может быть без любви. «Эта взаимосвязь – необходимость», – ликующе завопил мой ум. Мое штампованное, замученное, изуродованное понимание любви так сильно притупило само ее истинное значение, что стало не до свободы. А она всегда была где-то рядом. И тогда ответьте: нужны ли вам будут законы, нравственные установки, традиционные ценности и прочие выхлопы мертвого сердца, когда внутри вас будет жить любовь? «Делай, что хочешь», – скажите вы себе, и расцветет ваше своеволие, но уже не капризно-детское, а любовное, готовое всему служить и все принимать, из чистого своеволия. Круг замкнулся и теорема состоялась.

Пух все не унимался, кружился, парил в свое удовольствие, а я, шурша ногами по асфальту, с раздражением отмахивался от белых кусочков, размышляя: «Вся моя жизнь, как этот пух, подчинена необходимости, потому что нет во мне никакой Любви».

Но теперь-то тебе есть куда идти?..  

1
0
Сохранить
Поделиться: