Вопреки прочно установившемуся в антихристианских кругах мнению, христианство — это не о том, как нужно гнушаться земной жизнью, ненавидеть и презирать все телесное и только о том и думать, как бы от него освободиться (это, между нами, альбигойская ересь, процветшая некогда среди восточных христиан под названием богумильство). Христианство — это о том, что воскресаем мы во плоти, освященной Боговоплощением и Воскресением Христовым. И о том, что тело человека есть храм Духа Святого, и осквернять его не следует. Но и ненавидеть оснований нет.
Поэтому Христос заботливо просвещает людей относительно того, как жить в мире, стремясь к жизни небесной, но и трезво признавая, что пока мы здесь, мы в определенной степени руководствуемся законами мира физического, в том числе и социальными законами. И об этом — изумительная притча о земной мудрости.
«Один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его; и, призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят. И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде».
Такой вот сын века сего, жуликоватый не в меру. Но действительно сообразительный. Понимает, что с его перспективной должности его погонят. К физической работе он неспособен, смиренно просить милостыню не в силах. И вот — простая идея: расположить к себе людей, чтобы в лихое времечко можно было бы рассчитывать на их помощь. Интересно, что формально он продолжает расточать имение господина. Но такая вот сверхлогика: не только своекорыстно он это делает, то есть конечно, обеспечивает свои интересы, но так, что людям от этого польза. И это оказывает очень благоприятное впечатление на господина, который даже хвалит этого проныру за догадливость, недоступную «сынам света», то есть ангелам. Впрочем, им и не нужно.
Теперь давайте себе представим, что кто—то из имеющих доступ к денежным средствам (для простоты — государственным) сильно злоупотребил возможностью разжиться этими деньгами, а почувствовав, что наступает время расплаты, начал раздавать деньги из того же источника нуждающимся. Как—то не вырисовывается стройной картины, — и даже не только потому что трудно представить себе таким догадливым какого—либо нашего современника, но потому что вообразить себе столь широко мыслящим его вышестоящего начальника попросту невозможно. Поэтому нам остается либо предаться чрезвычайно возвышенному толкованию этих слов Христа (утверждая заодно, что иное толкование невозможно), либо грустно признать, что даже отступать от принятых правил так, чтобы это хоть кому—то было на пользу, мы не умеем. Однако Сам Господь не позволяет придерживаться первого пути толкования, напрямую разворачивая перед нами следующую мысль:
«И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне».
Чрезвычайно глубокая, а потому потрясающая мысль: вот так тесно связаны земное и небесное! Если кто неправедно нажил богатство неправедным путем (дело житейское, как известно), но направил его на благо людей, которые стали в результате его друзьями, то именно эти люди будут способствовать вселению обнищавшего богача (а это можно понимать и как финансовый крах, и как истощание жизненных сил) в Царство Небесное. Как? — молитвами и добрым свидетельством. И еще: даже неправедное богатство попускает Бог, чтобы человек смог упражняться в делании добра, что и называется верностью в малом. А во многом — это уже в любви к Богу и ближнему, которая ведь тоже исходит от Господа как источника всяческой правды и всяческого добра. И еще раз: попустил тебе Бог неправедное богатство — поблагодари в смущении и постарайся сделать что—нибудь хорошее, а не впадай в наглость и вседозволенность. За добрые поступки неправедность может быть прощена, и Господь одарит духовными дарами, «истинным богатством».
В общем, плоховато все это раскладывается на привычные морализаторские полочки по принципу «что такое хорошо и что такое плохо», но зато вырисовывается такая закономерность: любовь к ближнему перед лицом Божиим помогает избавиться от зла и открывает пути к высотам Божественной любви. Но здесь не может быть расчета и попыток самостоятельно определить себе меру: мера диктуется душевной теплотой, любящим сердцем. В противном случае встает дилемма: служить Богу или маммоне, и при такой постановке вопроса побеждает маммона.
...Присутствовавшие при беседе фарисеи смеялись над Христом, потому что были сребролюбивы. Одна маленькая деталь — но какая выразительная! Выполняя с холодным сердцем обряды и ритуалы, они утрачивали теплоту и искренность веры. Следуя же благочестивым обычаям, утрачивали понимание их смысла и впадали в цинизм, — а чем это лучше служения маммоне? Ничем, потому что прекрасно с этим служением сочетается. И вот что было им сказано:
«Вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом. Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царство Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него. Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет. Всякий, разволящийся с женою своею и женящийся на другой, прелюбодействует, и всякий, женящийся на разведенной с мужем, прелюбодействует». Если вдуматься, то страшное обличение: в лицемерии и в отказе на практике от столь торжественно провозглашаемого закона. Спрашивается, причем здесь развод? — а при том, что это блестящий пример: при «вроде бы» запрете развода существовало множество оговорок и обходных путей.
И в завершении главы — еще одна притча. Она была бы великой и сама по себе, так как в ней трактуются закономерности соотношения не только земного и небесного, но и рая и ада. Но к тому же в конце ее — страшные, потрясающие слова, смысл которых мы никогда не должны забывать.
«Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно». Порфира — это плотная ткань багрового цвета, окрашенная морскими водорослями. Порфирные мантии носили только цари, да и то лишь по торжественным случаям. Виссон — тончайшая льняная или хлопковая ткань; изготовление ее было весьма трудоемким, а потому и сама ткань была чрезвычайно дорогой, и одежды из нее надевались царственными особами как составная часть праздничного наряда. Одежда из порфиры и виссона и ежедневные пиры — знак не просто богатства, а вызывающей, бесстыдной роскоши. «Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его». Больной голодающий нищий, для которого единственный способ пропитания — случайно падающие крошки, а также голодные собаки — и все это у ворот непомерно роскошного дома, — вот образ неправедного богатства, обладатель которого даже не думает о том, чтобы «приобретать друзей»!
«Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его». Очень выразительное противопоставление. «И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем». Получается параллель: крошки как земная пища и ничтожное количество воды как символ райской прохлады. О, если бы хотя бы крошки были добровольным даром голодному Лазарю! Но этого не было, и нет предстательства за богатого грешника: «Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят». Как представляется, возможно подумать о том, что после Воскресения Христова и схождения Его в ад это правило по милости Божией и по любви Господней может оказаться не столь категоричным... «Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения». Наконец-то в богаче пробуждается тень добра: он хотя бы жалеет братьев и хочет оградить их от вечной гибели. Но увы! «Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются». Именно это и называется упадком веры: при видимом внешнем почитании Моисея и его законодательства, пророков и провозглашенных ими установлений привычные слова проходят мимо слуха, не достигают ни сердца, ни ума, — и это при еженедельном чтении в синагогах, при храмовых службах! Требуется из ряда вон выходящее доподлинное свидетельство, чтобы... но здесь звучат страшные слова: «Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят».
Этим еще раз утверждается связь Ветхого и Нового Заветов, потому что Христос и есть Тот, Кто воскрес из мертвых в знак истинности всего, что Он говорил и совершал. И с одной стороны получается, что Воскресение Христово соответствует чаяниям тех, кто разуверился в учении Ветхого Завета из-за разлада между поведением духовных вождей народа и словами, которые они читают и произносят... а с другой стороны, привычка вполуха слушать высокие речи и не уделять им внимания воспитала такой цинизм, что и Христу Воскресшему не поверили.
И многие и сейчас не верят.
