Смерть — в трагическом ее восприятии — это, по сути, то же самое ощущение разлуки, полного одиночества. Только что ты был окружен добрым домашним теплом, — и вдруг тебя от всего отрывают, ведут куда-то по незнакомым, холодным коридорам… И ты ничего не можешь с этим поделать — ни ты, ни твои близкие, НИКТО.
Вера в смерть
Я достаточно хорошо помню время, когда считал себя бессмертным. Это было самое раннее, ясельное детство — и смерти для меня еще просто не существовало, я ее не понимал.
Чувствовал ли я себя счастливым тогда? — вряд ли. Не так уж трудно восстановить в памяти то острейшее чувство пропасти, разрыва, когда, оставляя меня в яслях, уходила мама.
Смерть — в трагическом ее восприятии — это, по сути, то же самое ощущение разлуки, полного одиночества. Только что ты был окружен добрым домашним теплом, — и вдруг тебя от всего отрывают, ведут куда-то по незнакомым, холодным коридорам... И ты ничего не можешь с этим поделать — ни ты, ни твои близкие, НИКТО. Еще недавно всеми любимый, надежно хранимый, окутанный лаской, ты вдруг оказывавшей совершенно один, маленький, беспомощный, и тебя уводят куда-то — куда?! почему?!..
Что маленький я мог сделать, оказавшись в подобной ситуации? — Просто плакать. И я ревел.
Позже, годам к пяти-шести, опыт начал подсказывать мне, что каждое расставание завершается встречей. Чувство опасности стало сходить на нет... И в этот самый момент я внезапно столкнулся с вестью о неизбежности собственной смерти.
Это была революция — я совершенно изменился за те сутки или двое, когда все осознал.
Я помню тот день — бабушка передо мною, и я спрашиваю ее:
— Это что будет — сон?!
— Нет, не сон, тебя не станет, ты ничего не будешь ни чувствовать, ни вспоминать. Тебя просто НЕ БУДЕТ».
Бабушка, конечно же, говорила не так прямо, старалась меня щадить, но я уже ВСЕ ПОНЯЛ, и практически сразу забыл все щадящие формулировки.
Бабушка говорила, а я стоял перед ней и все пытался представить себе ЭТО. И не мог, потому что все время видел смерть как бы со стороны. Даже не саму смерть: мне представлялась могила, мой гроб в земле, кости, и то, как море когда-то, — может быть, миллион лет спустя — заливает и смывает наше бывшее кладбище...
Меня передернуло.
Потом помню, как мне рассказывают «утешительную» притчу:
Жил мальчик, ничего о смерти не ведал, и вдруг однажды в сумрачный день встретил на улице похоронную процессию, увидал покойника, и понял, что сам тоже умрет. Мальчик очень испугался, бросился бежать, забился, плача, в заросли городского парка и там заснул. А проснулся мальчик чудесным солнечным утром — пели птицы, благоухали цветы. Он увидел, как бывает прекрасен наш мир — и с тех пор забыл о пережитом кошмаре и больше никогда не боялся смерти.
Я выслушал эту историю, изо всех сил отрицательно замотал головой: «Нет! Нет!», уткнулся в бабушку — и заплакал.
Но страшная революция во мне уже произошла — я в тот день все-таки поверил в свою смерть. И теперь надо было решить, как мне жить дальше. Надо было либо похоронить в себе эти мысли (а у меня не получалось), либо найти какое-нибудь утешение. И я просто не мог не заняться поиском этого утешения.
Религиозный путь был для меня неведом и закрыт — все вокруг были тогда неверующими. И теперь даже трудно представить, чего стоили мне с моей детской философией эти поиски выхода. Чтобы, не отрицая основ атеизма и материализма (которым я оставался верен лет до восемнадцати) найти способ не умирать СОВСЕМ (в смысле — умирать, но не совсем). И тем не менее через два-три года «теория» была готова и «вписана» в материализм:
В бесконечной вселенной, переливаясь, зажигались и гасли сознания мириадов разумных существ. Мой разум, умирая, «гас», но где-то в тот же самый момент вспыхивал другой «огонек», открывал глаза новый человек. И моей смерти он не знал и не помнил,- и я тоже — ведь меня уже не было...
Эта теория лишь внешне напоминает переселение душ: от старших я знал, что никаких бессмертных душ нет, что это все «религиозные выдумки». Поэтому сознания — мое, умирающее и чье-то, нарождающееся — в ней ничем не были связаны. «Работали» только атеистическое понятие о смерти как полном беспамятстве и материалистическая теория бесконечной вселенной...
* * *
Так я думал тогда, начитавшись научной фантастики, так утешался, засыпая в жутковатой полночной тьме. И теперь, вспоминая те свои «философские» мучения, думая о том, что было в моей жизни потом, — я не могу отделаться от жгучей жалости.
Жалости даже не к себе, а вообще к некоему ребенку, который один вынужден был столько душевных и психических сил потратить, чтобы хоть на время компенсировать тот удар, который наносит ему эта наша атеистическая ВЕРА В СМЕРТЬ. Калечащая, насилующая разум маленького человека вера в смерть... Взамен того, чего так жаждет и что так серьезно готова принять детская душа — ВЕРЫ В БОГА И ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ.
ВЛАДИМИР, 30 лет
Когда мне сказали, что я умру
Впервые о смерти я узнал в раннем детстве. Я пришел в ужас от того, что мне рассказала старшая сестра. От нее я узнал, что и мама, и папа, и сестра, и вообще все люди должны будут когда-нибудь умереть, и что это неизбежно.
Я тогда страшно испугался, моя душа ни под каким видом не могла принять этого факта, я всегда думал, что буду жить вечно и никогда не умру. Сестра пыталась меня успокоить тем, что, мол, ты умрешь еще нескоро, лет через сто (она, как и я, вероятно, думала, что человек живет ровно сто лет). На какое-то время я успокоился этим, но не надолго. Я лихорадочно стал искать выход.
Как и многие дети в то время, я рос в семье атеистов, и поэтому не знал ни о Боге, ни о вечной жизни. Тогда бытовало учение о том, что Бога нет и загробной жизни нет, что человек умирает, и ничего после него не остается. Этому был научен и я, и так как я верил беспрекословно каждому слову матери и отца, мне пришлось поверить и в это. Но всем своим существом не мог я принять того, что, когда придет мне время умирать, я закрою глаза навеки и ничего более не увижу и не услышу, другими словами, меня просто не станет. От этой безысходности я приходил в какой-то беспомощный животный страх, панику. Я должен был себя как-то успокоить, и как бы ни верил родителям, не принял покорно их убеждение.
Я стал выдумывать разные версии того, что будет со мною после смерти. Одна из версий была такова: когда я умру, тело мое станет неподвижным, глаза закроются, но я буду продолжать видеть все происходящее вокруг меня и сознавать это.
Уже будучи в школе, изучая биологию, я был не в состоянии понять, как я могу мыслить, осознавать, реагировать на окружающий мир, если во мне только материальное начало.
И в конце концов я понял, что не будь в человеке души, он жил бы как живой мертвец, т. е. работали бы его сердце, легкие, но он ничего бы не осознавал, не реагировал, в нем действовали бы лишь инстинкты.
Затем я стал задумываться о создании мира. Я никак не мог принять того, что мир возник сам по себе (а нам ведь известно, что само ничего не бывает). А раз он не мог возникнуть сам, значит, его кто-то создал. Теперь мне нужны были лишь доказательства.
Один раз на Рождество я впервые зашел в церковь. Там шла праздничная служба. Мне настолько там понравилось, что я не хотел уходить. Но поскольку эта служба идет ночью, меня отправили домой. Затем я крестился. Но это не был осознанный шаг с моей стороны. Сперва крестилась моя сестра, и я решил последовать ее примеру. И на этом успокоился: в церковь по-прежнему не ходил и жил прежней жизнью.
Но однажды сестра поехала в монастырь, и привезла мне несколько икон и молитвослов. Она посоветовала мне каждый вечер и утро молиться перед иконами, встав на колени. И в первый же вечер я открыл молитвослов и стал читать. Смысл молитв мне был непонятен, мысли путались, однако я чувствовал, что кто-то стоит рядом со мной и внимательно слушает то, что я читаю. Вскоре сестра рассказала мне о христианстве, догматах и посоветовала мне сходить на исповедь, рассказать священнику о своих ошибках, которые я допускал в жизни после крещения.
И вот в одно из воскресений мы с сестрой отправились в церковь святого князя Владимира. Я встал в очередь. Это была моя первая в жизни исповедь...
С тех пор я чаще стал ходить в церковь, слушать молитвы и все более утверждаться в вере. Я также перестал бояться смерти. Точнее... Не хочу сказать, что все вопросы, волнующие человека, благодаря вере сами собой разрешатся, да и от страха смерти до конца не избавиться, но в церкви человек может получить надежду, как в никаком другом месте на земле.
ВАДИМ, 17 лет
У меня появилась надежда
Я — студентка IV курса Высшего музыкального училища имени Ипполитова-Иванова. Я посчитала нужным сообщить об этом потому, что с этим училищем меня многое связывает, именно с ним связано мое обращение к Православию.
Однако мой путь к вере начался задолго до поступления в ВМУ, и путь этот был весьма извилистым и подчас даже страшным, потому что мне пришлось идти к вере методом, так сказать, от противного.
Лет, наверное, в шесть я вдруг поняла, что все мы умрем, и пришла в ужас. Как же так? Неужели я. умру,
и меня больше никогда не будет? Никто, естественно, не разубедил меня. Мама сказала, что это будет еще не скоро. Но ведь это будет, подумала я. И плакала от безысходности, пока не уснула. Утром все, казалось, было забыто. Потом я старалась отгонять от себя мысли о смерти.
Однако еще лет через шесть они вернулись. И на сей раз это была уже навязчивая идея. Меня не сразу поняли: я боялась умереть внезапно, я сама не знала, от чего. Я не могла объяснить, чего я боюсь конкретно, это было просто состояние ужаса. Сейчас я думаю, что это была одержимость: это состояние невозможно описать, наверное, такое бывает только в аду. Это чувство абсолютного одиночества и безысходного отчаяния, это кромешная тьма.
Когда все наконец, поняли, что это болезнь, меня отправили в детскую психоневрологическую больницу, вернее, я сама туда попросилась: дома часто никого не было, а я боялась оставаться одна.
В психушке было весело. У нас были классные девчонки в палате, ходили на дискотеки с парнями... Короче, через 3 месяца меня выписали. С собой надавали кучу таблеток. И все-таки до конца от страха я не избавилась.
В то время я увлекалась Толкином, помогала на конюшне на ипподроме, и в общем-то мрачные мысли посещали меня редко.
Тут грянула перестройка. Даже по телевизору все смелее и смелее заговорили о душе, о «высшем разуме», о реинкарнации и т. д. (тогда еще меньше, чем сейчас, любили выпускать в эфир православные передачи).
Маме на работе вдруг подарили Библию. В переходах протестанты начали раздавать плакатики «Бог любит Вас». С этих-то плакатиков все и началось.
Тогда я была, как все. Верила в некий «высший разум», считала Церковь абсолютно ненужным учреждением, сравнивала русские иконы с итальянскими картинами (не в пользу икон).
Но вот я поступила в училище. У нас был предмет «народное творчество», который преподавательница мастерски превращала в Закон Божий. Ух, мы над ней издевались! Правда, надо сделать скидку на наш легкомысленный возраст: 13-16 лет. Со всеми своими «познаниями» о «высшем разуме», о переселении душ мы приставали к нашей учительнице-миссионерке и «доводили» ее всеми возможными способами, доказывая нашу правоту. И уж конечно, эти споры не являлись для нас чем-то жизненно важным. Просто так — смеялись.
Однажды в переходе мне всучили плакатик, ну из тех самых. Я прочитала. Было очень интересно, как сказка: как люди вернулись «оттуда». В конце была молитва — просьба к Иисусу войти в сердце молящегося. Я начала читать ее «для интереса», но при этом я (опять же, вероятно, для интереса) попробовала действительно помолиться, обратиться к Нему...
С этого момента я вдруг поверила. Я почувствовала, что Бог действительно есть и что Иисус, Сын Божий присутствует реально везде — и во мне. Это было озарение, внезапная вспышка, какая-то особенная, необычная, великая радость. Чувство радости постепенно угасло, но вера осталась и, казалось, навсегда. Однако к Православию я пришла лишь спустя еще полгода.
Наша преподавательница познакомила нас с подругой (мы, кажется, были на первом месте по издевательствам) с одним батюшкой, священником, который нам очень понравился. Мы у него исповедались (надо сказать, это было ужасно, но потом будто гора с плеч свалилась — стало так легко на душе!), и потом, как дети, просто не могли отстать от нашего батюшки. Он привел нас в Храм к своему духовному отцу. Там нас как музыкантов определили петь на клирос.
Потом я перешла в другой Храм регентом — так получилось. Ведь в этот Храм пошла вся моя семья, к тому времени уже ставшая верующей.
Учусь я на дирижера, но вообще-то хочу стать оперной певицей — некоторых это смущает. Меня ребята еще в том Храме «доставали»: как же, православная девица на сцене, лицедейка! Я очень расстраивалась, считая, что они правы. Потом один замечательный батюшка (с виду простенький такой, невзрачный, оказавшийся вдруг мудрым, образованным и удивительно чутким человеком) сказал мне примерно так: «Делай то, что ты любишь, но Бога не забывай, и Он поведет тебя». Ребята сразу притихли. Но что удивительно, потом оказалось, этого батюшку было трудно назвать любителем театра (как мне рассказали).
В общем, так теперь и живу: учусь петь, хожу в театры слушать оперы, заканчиваю училище. Я бы не сказала, что я очень изменилась. Просто я избавилась от страха, и у меня появилась надежда. Тогда я заболела оттого, что моей душе сказали, что она не бессмертна, Видимо, такой страшной лжи она не могла выдержать.
ЛЮДМИЛА, 19 лет
Путь
Памяти Евгения
Ольга Ш.
Ноябрь 1994 г.
Когда ты ушел, показалось
Так страшно мне в мире одной,
Как будто навеки осталась
За каменной черной стеной.
И было душе нестерпимо
Принять неизбежности ход,
Поверить, что самый любимый
Уже никогда не придет.
Тебя я повсюду искала,
Я даже ходила в твой дом,
Где все в это время дышало
Твоим неостывшим теплом.
Мне было достаточно взгляда,
Чтоб каждый заметить твой след.
Там тихо горела лампада,
А рядом стоял твой портрет.
Ты нам улыбался с портрета,
Как будто пытался помочь...
И узкой полоскою света
Глухая прорезалась ночь.
Ведь с той поминальной лампадки
Раздумьем сменился мой страх
Путь жизни окончив свой краткий,
В каких обитаешь мирах?
Ответ на вопрос этот главный
Нашла через несколько дней,
Я, глядя на крест православный
Над ранней могилой твоей.
Тогда поняла я, куда ты
Шагнул с этой грешной земли,
И вновь ужаснулась: а я-то
Пребуду в кромешной дали.
Туда, где души твоей царство,
Мне нет некрещеной пути.
Лишь горестный призрак мытарства
Могу в небесах обрести.
Такой безнадежной разлуки
Маячила тень впереди,
Что дрогнуло сердце от муки
И мне подсказало: «Иди!»
Я шла за тобой. Я пустилась
По милым и горьким следам
И в этом пути очутилась
У входа, ведущего в Храм.
Ты словно сказал мне: «Послушай,
Вот дом твой, защита, покров.
Здесь встретятся близкие души.
Вкуси от священных даров».
Так я обрела равновесье,
И радость, и силы исток.
И тихой молитвенной песни
С тех пор повторяю урок:
«За то, что к святому порогу
Мне выпало счастье дойти.
За то что привел меня к Богу,
Грехи его, Боже, прости».
