Лесные пожары стали испытанием не только для МЧС и других государственных служб, но и для Церкви. Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению, по состоянию на 23 августа, смог собрать 50 миллионов рублей, распределить гуманитарную помощь в полусотне населенных пунктов, организовать работу добровольцев. Не меньший вклад внесли и непосредственно епархии. Но все это общие цифры. О том же, как эта работа выглядела на деле, лучше всего видно на местах. К примеру, в Выксунском районе Нижегородской области, где местное духовенство сыграло важную роль в преодолении случившейся трагедии.

Гибловка

Погода меняется быстро, в зависимости от ветра. Порой все прекрасно: жаркий и солнечный летний день как обычно, но вдруг что-то случается с ветром и снова приходит смог. Жителям центральной России вряд ли нужно теперь рассказывать, что это такое. Резкий запах, видимость меньше сотни метров, день напоминает сумерки из постапокалиптических  фильмов. И очень много мертвых животных на трассе, звери бросаются под колеса, теряясь в дыму… Так было везде: в Подмосковье, в Нижнем Новгороде, во Владимире. Выксунский район оказался одним из главных эпицентров пожара — сюда пришел огонь из Рязанской и Владимирской областей, но это заметно не сразу. Пока не заедешь туда, где горело по-настоящему. Например, в Гибловку.

После огня
Панорама села Верхняя Верея Выксунского района Нижегородской области. После пожара от более чем трехсот домов осталось лишь несколько построек.

Вся страна знает это село, но всюду звучит его официальное название Верхняя Верея. Название же народное оказалось пугающе пророческим: более трехсот домов сгорели почти в одночасье. Верховой пожар, пришедший из леса, за пятнадцать минут охватил их все. Теперь здесь лишь пепел, остовы печей, как на картинах про войну, растрескавшийся шифер и расплавленное стекло. Целыми остались лишь несколько домов.

На повороте дороги столб с установленными на нем камерами — с их помощью за восстановлением села следят из Москвы. Работа под этим надзором кипит: в полумраке смога вокруг двигаются десятки людей, слышен гул машин. Рабочие, местные жители, милиция — если подумать, кругом очень много народу, но ощущение мертвой, пустой земли все равно не покидает.

— Нас здесь не было во время пожара — все случилось очень быстро, а мы тушили лес на подступах к самой Выксе, там огонь прямо к пятиэтажкам подходил. Сюда приехали на следующий день. Было страшно, особенно животные обгоревшие… — вспоминает Сергей Матюгин, преподаватель Выксунского духовного училища и глава местного православного молодежного движения.

После огня
Чтобы спасти технику от огня, жители Вили загнали ее в воду.

Движение это было создано совсем недавно, в апреле, и выпавшее на долю всего района испытание огнем стало для него первым. Теперь его главная забота — помощь погорельцам: развезти гуманитарную помощь, направить детей на отдых подальше от пепелищ — предложения бесплатно помочь с этим в Выксунское духовное училище поступают регулярно. Буквально недавно семья из Германии предложила свой дом в Краснодарском крае погорельцам, позвонили опять же в училище, попросили помочь найти нуждающуюся семью.

А еще в самой Выксе и в деревнях было очень много крестных ходов. Устраивали их те же люди, что и тушили пожары, а потом развозили гуманитарную помощь. Но кое-где все равно говорят, что православные только и делали, что молились, вместо того чтобы помогать.

— Нам говорили: «Что-то не видно от ваших молитв пользы», — вспоминает Сергей Матюгин. — Ну, конечно, это не слишком православное понимание, скорее языческое такое: мол, если умеешь молиться, будет мгновенный эффект, дождь пойдет, все погаснет, а иначе ты «не справился». И все-таки удивительно: до чего люди не замечают реально происходящих вокруг них чудес. Ведь ни одно из этих сел, где мы прошли крестными ходами, не сгорело целиком, а при таком пожаре… разве же это не чудо?

После огня
Студенты Выксунского духовного училища во время смога.

Катастрофа удивительным образом отразилась на людях, каждый действовал как мог. В одних деревнях всем миром тушили огонь в лесу, в других — молча наблюдали за работой приехавших со стороны добровольцев. Кто-то оставил огню все что скопил, спасая жизнь, кто-то до последнего бился за собственный дом. О том, почему так случилось, говорят мало. Чаще всего отвечают просто: времени не было размышлять, а теперь не до того — дел по горло. И все-таки кое-кто задумывается о случившемся, пытается подвести какой-то итог.

— Думаю, это все-таки знак Господень, призыв ко всем нам подумать о нашей жизни, как-то изменить ее, — говорит Сергей Матюгин. — Огонь ведь не сразу пришел, сперва еще было время. Покаяться, что-то сделать, исправить…

Впереди осень

Штаб Выксунского благочиния для организации помощи пострадавшим от лесных пожаров располагается в городском епархиальном училище на окраине города. До революции весь район вокруг него занимал Выксунский женский монастырь, одна крупнейших женских обителей страны. Сегодня монастырю возвращены лишь несколько зданий, остальные дома вокруг — жилой фонд.

Училище — ступень на пути к семинарии, в нем сравнительно немного студентов, совмещающих начальное духовное образование с окончанием средней школы. Два этажа: наверху — спальни, аудитории внизу. Но учиться пока что негде: все заставлено коробками.

После огня
Совещание в Выксунском духовном училище по вопросу помощи погорельцам.

Совещание у ректора, священника Дионисия Красноперова, с участием благочинного, протоиерея Игоря Покровского. Главная тема — что делать дальше. Основной вал нуждающихся спадает, но впереди еще зима.

— Сейчас людям если вещи и нужны, то их некуда девать, — объясняют работники училища. — Многие погорельцы живут по гостиничным номерам, у них только тумбочка своя и всё. Но к зиме обещают закончить дома, и вот тогда опять понадобятся теплые вещи, мебель и посуда. Самое время готовиться к этому.

Ну а пока у Выскунского благочиния та же проблема, что и по всей стране. Море одежды, не всегда новой и пригодной для ношения — ее уже просто некуда складывать, да никто особо и не берет. Зато постоянный дефицит самых нужных вещей: посуды, средств гигиены и лекарств. Среди последних самое ходовое — корвалол.

После огня
Работники монастыря грузят в машину продукты для пожарных и солдат.

На фоне вновь накатившего смога студенты в повязках и респираторах сортируют гуманитарную помощь в гараже и в учебных аудиториях.

Господь нас тормошит

В чрезвычайных условиях подкрепление понадобилось не только пожарным, но и местному духовенству. Протоиерей Игорь Мельников приехал в Выксу в командировку из Кулебакского благочиния. Вместе с ним мы вечером отправляемся в детский оздоровительно-санаторный центр «Лазурный», где временно разместили часть погорельцев. Для всех желающих там ежедневно служится молебен — об этом просили сами люди.

По дороге в «Лазурный» говорим на ту же тему, что и с Сергеем Матюгиным: от Церкви ждут не только дел, но и слов. А слова эти подчас не так уже лицеприятны. Вечный парадокс христианства: трагедия приводит людей к храму, но если там их встречают честные люди, они не всегда могут утешить по-человечески. Ведь порой приходится говорить и о том, что все мы заслужили свалившееся на нас несчастье.

После огня
В тушении участвовали не только выксунские пожарные, но и их колеги из Нижнего и Москвы.

— Беда все равно в нас, — рассуждает отец Игорь. — Господь пытается нас спасти, тормошит для этого изо всех сил, а на нас ничего не действует. И приходится тогда задевать за самое больное. Потому страдают дети. Не от того, что Бог жесток, а от того, что иначе нас никак не проймешь. Меня спрашивают: за что же нам такое? Что же мы такого сделали? Я могу лишь честно сказать, что думаю: прокрутите свою жизнь на месяц назад, посмотрите на нее внимательно: вы увидите, что мы заслужили, все нуждались в этом. Ведь если бы не эта беда, разве собрались бы мы сейчас вместе, разве бы говорили обо всем этом? Бог направляет нас, порой через трудности и проблемы. Но на самом деле, эти Его «тычки» еще очень слабы. Могло бы быть гораздо сильнее и хуже.

— Может быть, вы и правы, но какое право мы имеем говорить так с людьми, не побывав на их месте?

— Говорить нужно, но чтобы говорить, нужно несмотря ни на что учиться сострадать, а не обвинять. Конечно, как человека, у которого сгорел дом ни успокаивай, мы никогда не поймем его чувств. А, главное, мы никогда не сможем сказать, как бы мы поступили на его месте. И если в ответ на твои слова человек обвиняет тебя — он, наверное, имеет на это право. По крайней мере, не мне его судить. Любой может высказаться, даже если он неправ.

После огня
Отец Игорь объясняет, как правильно сложить пальцы троеперстием.

В «Лазурном» людей, как и раньше, приходит немного — человек двадцать. И погорельцы, и местный персонал. На первой службе людей было значительно больше, но ходить каждый день — это не для всех, да и дел хватает: приходится непрерывно бегать с бумагами, а надо еще как-то жить.

Молебен служим прямо на сцене в актовом зале, где на задней кулисе большими буквами написано «Место встречи — Лазурный». После молебна — небольшой разговор. В основном, о доверии к Церкви, о том, почему лучше спросить священника, а не бабушку, пусть даже протирающую церковный подсвечник. Отец Игорь приводит свой любимый пример: когда человек болеет, он идет к врачу, а не к уборщице в больнице. Недавно на другой проповеди в ответ на это сравнение из толпы вышел человек и со словами «Вот ваши врачи!» — показал два ампутированных пальца. Отец Игорь в ответ продемонстрировал свой большой палец без одной фаланги…

После разговора священник впервые учит креститься старушку в цветном платье. Затем кропит святой водой сотрудницу, которая сперва боялась — ей хотелось, но она почему-то твердо была уверена, что беременным не положено.

После огня
Солдаты направлены в лес расчищать образовавшиеся завалы и делать пожарные просеки.

Усердно молившийся старичок в разговоре вдруг проговаривается, что он тушил школу в Верхней Верее — одно из немногих оставшихся целым зданий. Зовут его Борис Рязанов, в пожаре у него погибла сестра, Анна Федоровна. Вопросу, зачем он пришел на молебен, Борис Федорович слегка удивиляется.

Монахини по чрезвычайным ситуациям

Во дворе выксунской пожарной части офицер МЧС беседует с настоятельницей монастыря. Видно, как он устал и измотан — почти месяц непрерывной гонки. Пока горели леса, некоторые сотрудники не были дома ни разу, другие — крайне редко.

— Сперва мы даже не знали, как можем помочь, — вспоминает настоятельница Выксунского женского монастыря мать Антония. — Потом поехали на пожар, спросили, какая нужна помощь. Там тушили местные жители-добровольцы, у них совершенно не было еды. Мы собрали продукты, попросили помощи у прихожан в храме и так начали эту работу.

На самом деле снабжение — одна из самых насущных проблем при лесных пожарах. Люди разбросаны по огромной территории, вдали от населенных пунктов, а есть им нужно регулярно. Чтобы объехать все точки, несколько команд тратят весь день. Примерно часов до трех первый круг — развоз обеда, затем второй — развоз ужина. И здесь помощь монастыря оказалась весьма кстати.

После огня
Мать Антония собирает у бойцов мобильные телефоны и зарядники. Вечером она привезет сотовые обратно в лес уже заряженными.

Весь август в обители прошел по особому графику. Трапезная монастыря находится в том же здании, что и духовное училище, только с другой стороны. С утра возле нее во дворе погрузка: хлеб, огромные бадьи с супом. Затем несколько машин едут в пожарную часть, где готовят кашу с тушенкой, заливают горячий чай. Продуктов примерно половина на половину. В принципе, МЧС само снабжает людей в лесах и погорельцев продовольствием, но монахини стараются приготовить еще что-то, домашнее. Емкости для продуктов тоже эмчээсовские, но бывают и монастырские. Порой, хоть и не всегда, их можно различить по надписям. Если написано «Огнеопасно» — МЧС, если  «святая вода» — монастырь.

Всех маршрутов обитель своими силами не покрывает, но от определенной части местных пожарных все же освободила. В условиях, когда лишние руки на вес золота, вклад оказался весьма значительным.

Пожары подходят к концу, людей в лесу становится все меньше: каждый день кого-то снимают, а потому с каждым разом объезжать точки становится все легче. Сначала — в Вилю, здесь на дамбе дозорный наряд милиции следит, потом в лес, где солдаты расчищают завалы.

После огня
Настоятельница Выксунского женского монастыря мать Антония во дворе городской пожарной части.

Оттуда — в деревню Пустошка, самую дальнюю точку маршрута. От Выксы это километров тридцать пять, причем пять последних по бездорожью. Здесь два пожарных наряда — местный и из Нижнего Новгорода. А еще рабочие с выксунских заводов, приданные в помощь для расчистки леса. Настроение у всех приподнятое, огня почти нет. Недавно сняли расчеты, присланные из Москвы, скоро уедут и нижегородцы.

На обратном пути мать Антония увлеченно рассказывает о монастырском приюте для девочек, о том как детей возили в Сочи и о том, что к счастью, удалось избежать их эвакуации, хотя в Муромском монастыре уже готовы были принимать потенциальных погорельцев.

Говорили и о служении Церкви в этих условиях.

После огня
Такие щитовые дома строят в Верхней Верее взамен сгоревших.

— Мы должны проповедовать. Нужно много миссионеров, но не только. Нужна еще и высокая культура в самой Церкви, — говорит мать Антония. — Когда человек приходит в храм, а на него там, ничего не объясняя, набрасываются, потому что он не так одет… все же знают, что так часто происходит. Получается, мы сами виноваты, что люди не идут к нам, а в результате их жизнь превращается в существование, монотонные будни изо дня в день.

Несколько раз возмущенные жители звонили в МЧС: «Почему монашки нас кормят, а вы нами не занимаетесь?» Объяснить, что монастырь и МЧС делают одно дело, получается не всегда — люди на взводе и это не удивительно, когда под ногами пепел и земля все еще теплая. Зато очень иронично смотрится материал, вышедший в те же дни в одной из московских газет, где с пафосом обличая растущий по всей стране клерикализм, автор в шутку предлагал «объединить РПЦ и МВД». Люди в погонах и в рясах пугающе смотрятся рядом, если читать о них, сидя в столичной квартире. Зато стоит посмотреть, как беседуют мать Антония и уставший капитан МЧС: понимаешь — жизнь на деле совсем не такая, как кажется из столичных газет.

Виктория, Санкт-Петербург

Предупреждение

Период пожаров мы с мужем пережили, находясь в эпицентре урагана, который прошёл в Ленинградской области. Огромное количество домов в округе осталось без электричества на несколько недель, погибло много леса — ураган выкорчевывал деревья с корнем, «выкашивал» целые просеки и «проплешины». Пострадали и погибли люди: по официальной статистике — 8 человек, но блоггеры в сети говорят о десятках трупов. Разрушено много домов, на несколько дней прекратилось железнодорожное сообщение с Петербургом, люди часами ждали на вокзале, не получая никакой информации.

Конечно, с трагедией пожаров это не сравнимо. Но все же мы прочувствовали «на своей шкуре» человеческую беспомощность перед стихией и полную неготовность страны к экстремальным ситуациям. А также ощутили зависимость от Бога. Нас и наш дом Он почему-то пощадил, а в нескольких десятках метров упало так много вековых деревьев, что непременно были бы трупы, случись мы рядом...

Небесная кара, говорите? Нет, еще не кара... А только напоминание и предупреждение.

Антон, доброволец противопожарной группы, Москва

«Это не фашистские танки…»

Меня немножко тяготит, когда люди смотрят на тебя большими глазами: «Какой ты молодец, какой ты герой!» У меня возникает тяжелое чувство, как бывает, когда человек обознался. Подходит к тебе: «О, привет! Сто лет не виделись!», а ты стоишь и не можешь вспомнить, кто это. Так и тут: люди снимают на камеру, берут интервью, а ты чувствуешь, как будто ты у кого-то что-то украл.

Это ведь не война, враг к нам не вторгся, и мы не танки под Москвой останавливаем. Работа скорее просто тяжелая, чем опасная. Более того, по-моему, нормальный, простой москвич должен спасаться от дыма, а не ездить тушить пожары. Есть государство, вы платите налоги, чтобы МЧС делало свою работу. Я прекрасно понимаю и уважаю тех, кто честно говорит, допустим: «Мне страшно, что мне там дерево на голову упадет», или «Я занят, у меня много работы». Человек не пытается доказывать окружающим, что он не едет по какой-то очень высокой причине. Но порой бывает по-другому, ведь есть такой стереотип: «Вот мы взяли, поднялись, поехали — а что ж ты сидишь?!», — и человек начинает придумывать отговорки. В блогах таких очень много: одни объясняют, что все это волонтерство не нужно, другие дают советы и обижаются, когда их не слушают.

Зачем это нужно мне? Трудно ответить. Горит ведь. Надо тушить. А еще когда этим занимаешься, нет чувства, что делаешь что-то бесполезное, или ненужное, или занудное. Да, может быть, мы лучше не сделаем, но мы хотя бы попытаемся. Наверное, самая противная фраза: «От нас ничего не зависит». Если уж мы не можем изменить наше государство, которое очевидно не справляется с ситуацией, то мы хотя бы с огнем поборемся.

И ведь сколько там видишь замечательных, отзывчивых людей сразу. Причем это люди из совершенно разных социальных слоев, разного достатка. Кто приносит на пункт сбора помощи мешочек гречки, оторванный от себя; кто привозит целую машину вещей и готов на дорогущем джипе ехать в огонь... Я видел, как под погрузку приезжали «Лексусы» в элитной комплектации и люди с мобильными телефонами, стоящими больше, чем две мои месячные зарплаты, ехали в тьмутаракань, рискуя своим имуществом, если не здоровьем и жизнью. Я видел простых ребят-добровольцев, которые срывались и ехали в леса — опять же разных: и «мажоры», и неформалы встречались. Притом что экипироваться и снаряжаться в поездку приходилось за свой счет, а это от двух до пяти тысяч рублей. Не знаю, что этими людьми движет. Кто-то просто рядом живет и ему нужно тушить, иначе завтра у него гореть будет просто под ногами. Поговаривали, что людям банально нужен экстрим, адреналин нужен, особенно москвичам. Может быть, хотя не встречал такого отношения к нам. Вообще там между москвичами и немосквичами разница надуманная. На пожаре я видел ребят, которые оказывались из Москвы, а производили впечатление местных. И наоборот.

Что раздражает, так это впечатление капитального раздолбайства. Выходит, что у нас никто никогда ничего не может предвидеть: снега зимой, жары летом. Солдат посылают на тушение пожара с одними лопатами, нет резервов пожарной техники; стариков, тяжелобольных не могут заранее эвакуировать, зато обилие «показухи». И ведь не скажешь, что государство у нас — дрянь, а народ — сплошь молодцы. Когда мы шли к месту тушения, проходили мимо местных жителей, которые преспокойно сидели у своих домов, загорали. Тушите, мол, тушите, а моя хата с краю.

Уверен, что все это забудется... Как только закончатся пожары, как только последний раз весело напишем отчет «Как я провел лето» и повесим в блогах смешные фотографии (потому что не смешные не получится — ты не делаешь фотографии, когда ты тушишь). Я уверен, что через месяц про меня скажут: ты вообще никуда не ездил, а фотографии смонтировал в Photoshop. Но, честно говоря, мне абсолютно все равно, что люди будут думать обо мне и моей мотивации.

0
0
Сохранить
Поделиться: