Об авторе, Ксении КУРЯКОВОЙ.

Утро. Темно. Конец декабря. Мама со Степой на цыпочках выходят из комнаты. На кухне одеваются. Застегнув не на ту пуговицу рубашку, сын начинает разговор:

- Батюшка сказал, чтоб я старался не есть сосиски.

- А ты?

- Угу.

- Что "угу"? Постараюсь.

Мама роется в большом полиэтиленовом пакете.

- Еще оставалась тебе груша.

- Я ее съел вечером.

- Что же тебе дать?

- Конфету.

- Мы же решили не есть в пост конфеты.

- Но ведь груши нет.

- Есть клюква.

- Не хочу.

- Ой, мы опаздываем!

Из школы Степан плетется усталый, в сопровождении мамы и коляски. Машинально задает вопросы.

- А где Маша?

- У соседей.

- А где папа?

- На работе.

- А где Володя?

- С нами... Что вам давали на завтрак?

- Сосиски.

- Ты смог воздержаться?

- Там много лишних было. Я еще вторую попросил.

- Да-а-а... Тебя по математике спрашивали?

- Не помню.

- Как обычно.

- Да, кажется, спросили, но я в этот момент очень в туалет хотел.

- Ну и что?

- Отпустили.

- Да-а-а...

Дома.

- Мам, ты так хорошо выглядишь в этом пальто, прямо как женщина.

- Спасибо, Марьюшка... Степан, где ты? - бросая на тумбу пальто, кричит мама. - Почему твоя одежда опять валяется на моей кровати?

Очень скоро наступает длинный декабрьский вечер. В комнате орудуют Степан с Машей. Из досок, подушек, стульев, одеял они возводят некое сооружение. Мама с Володей вытеснены из игрового пространства.

В обширной ванной комнате мама закидывает в стиральную машину грязную одежду. Под контрабасом на кафельном полу сидит Володя. Его очень занимает найденный тюбик с зубной пастой.

Не отрываясь от своего занятия, мама эмоционально изливает душу в зажатую между ухом и плечом телефонную трубку. Главный герой ее монолога - муж. Иногда мелькают отрывистые реплики подруги Симы, но они, в целом, не могут придать диалогический характер этому телефонному разговору. Симка - одна из немногих, кто посвящается в мамины семейные дела. Она никогда не реагирует согласно-жалостливо. "Да, да, мол, все они таковы. Какой ужас. Какой кошмар." Мама ведь и не хочет, чтобы кто-либо осуждал ее мужа, жалел ее или интересовался бы, почему все-таки она не разводится с ним. Однако, язык ее не знает никаких тормозов.

Оставив, наконец, в покое подругу, мама обнаруживает, что юбка ее сильно преобразилась. Малыш ладошками размазывает по ней зубную пасту. Юбку туда же, в машину. Теперь пора купать детей.

- Мам, а когда ужин?

- Мы же ужинали уже.

- Чай не пили.

- Ну, тогда скорее пейте. В девять чтоб все спали!

На кухне, пока мама грохочет в раковине немытыми кастрюлями, Маша методично опустошает сахарницу. Степан кромсает на тарелке лимон. Отхлебнув немного своего до невозможности переслащенного чая, дочь просит:

- Мам, высморкай мне лимон.

Снабдив детей всем необходимым для чаепития, мама удаляется в ванную. До нее доносится детская беседа:

- Папа вечером придет, и тебе завтра влетит.

- Сейчас как дам тебе, Машка, этой палкой!

- Нельзя мне палкой! Что же я летом на дачу вся израненная поеду?!

- Да тебя бабулечка не возьмет. Ты маму не слушаешь.

- Бабулечка сказала, что мы должны беречь ее дочку.

- Дура ты!.. Ну, Володя!!! Куда ты лезешь?!

Мама входит с тазом в руках и начинает раскидывать по батарее мокрую одежду.

- Что же мне с тобой делать, Степан?

- Ну, запрети мне машину в комнате строить.

- Уже запретила.

- Ну, не покупай мне мороженое.

- Мы не едим его в пост.

- Ну, папе скажи.

- Что-то это не действует. Ты только папы и боишься. А нам с Машей хамишь все время.

- Ну, не знаю... Может, тебе записывать в тетрадку мое поведение?... А что это?

- Ты о чем?

- Что это с твоей курткой? Она же белая была.

- Я ее с твоими спортивными штанами постирала.

- Ты бы ее еще с ботинками постирала.

- Марш все спать!

Дети наперегонки устремляются в комнату. Мама слышит, как Степан громогласно объявляет:

- А теперь - шпионаж мира по прыжкам с двухъярусной кровати!

Далее слышится грохот и различные возгласы.

- На старт! Внимание! Марш! Ура!!!

"Как хорошо, что мы на первом этаже", - в очередной раз думает мама, отправляясь в комнату.

Гаснет свет.

- Степан, скажи мне что-нибудь приятное, - просит мама.

Молчание. Наконец, сын произносит:

- А помнишь, я как-то пятерку по письму получил?

- Уже забыла. Спокойной ночи.

- Ой, мам. Я сегодня стих сочинил.

- Ну?!

- Да. Там, в портфеле, в красных прописях.

- Как, в прописях?

- Ну, я на обложке сзади написал.

- Ну и ну...

- Я карандашом.

Вскоре появляется папа. Скидывает свою ветхую куртяшку, снимает отсыревшие потрескавшиеся ботинки.

Опять гречневая каша.

- Ты бы хоть лука в нее поджарила, что ли... На скрипке играли?

- Немного.

- Когда ты сходишь в музыкальную школу?

- Мне некогда. Пусть занимается пока в студии.

- Это не занятия, сколько раз нужно еще тебе говорить!

- Но уже поздно в декабре в музыкальную школу соваться.

- Ты делай что тебе говорят!

Молчание.

- Слушай, какое сегодня Степа стихотворение сочинил.

Папа пьет чай.

- И откуда у него такие мысли? - спрашивает он удивленно.

Семейная сцена окрашивается светлыми тонами. Папа зажигает лампадку.

- Дети читали молитвы?

Мама смущенно молчит.

- А по телефону, наверное, нашла время поболтать?

Молитвенное правило. После него папа опять благодушен. Мама припадает к его плечу.

- А Степан боится вечности.

- То есть?

- Говорит: "Лучше бы я не рождался".

- Почему?

- Уверен, что попадет в ад.

- Правда?

- Да, я спрашивала у него, навсегда ли людей разлучает смерть. Он сказал, что в раю, конечно, встречаются. Но если в ад попадешь, то там не до встреч. На этом месте он даже всплакнул.

- Ты перепиши без ошибок его стихотворение.

- Сейчас.

Мама записывает в свой дневник:

Сильные морозы,

Малые угрозы.

Надо, надо листьям

умирать.

Жили они лето,

Жили они осень.

Надо, надо листьям

Поскорее улетать.

Но они не могут,

Но они не могут

никогда.

Но они боятся

улетать.

Как закончится этот день? Они оба устали. И хотят какого-нибудь выхода из тупика.

- Но ведь наш брак не складывался изначально, как православный, правильный. Мы не можем требовать друг от друга слишком многого.

- Это верно, - задумчиво соглашается отвернувшийся к стене папа.

Не спится. Папа отправляется музицировать. Мама садится за свой дневник.

* * *

- Ну, вставай же! Мне пора на работу, - взывает папа субботним утром.

- Мама, мы с папой уже чайник тебе закипели, - добавляет дочка.

- Мам, этот ножик будет мой. Ладно? - спрашивает Степа.

- Что? - едва выдавливает из своего сонного существа мама.

- У меня же нет перочинного ножа. Давай играть, что я его потерял, и ты подарила мне этот.

- Ой!!! - Володя так больно дернул за волосы, что сон несколько отодвинулся.

Мама высвобождается из объятий мокрого малыша.

- Мне нужен чистый носовой платок, - требует папа из прихожей.

Мама, пошатываясь, на ходу схватывает нечесаные волосы заколкой. Лихорадочно соображает, где бы найти носовой платок.

- Я дам тебе чистую тряпочку.

Быстро рвет старую пеленку.

- Сегодня чтобы не меньше часа занимался музыкой, - приказывает на прощанье папа.

Какая мрачная сырая погода. Мама вяло перелистывает странички молитвослова.

- Мы с папой молитвы уже читали, - сообщает сын.

- А-а, - говорит мама, закрывая молитвослов.

"Как, должно быть, хочется в субботу остаться дома и отдохнуть, - размышляет мама. - Хоть бы на обувь нормальную себе заработал".

- Мам! Смотри, что Володя наделал.

На кухне в куче рассыпанного на полу сахара сидит счастливый малыш. Такого вкусного завтрака в его годовалой жизни еще не было.

Сборы на прогулку. Долгие, суетные. Выкатив на улицу коляску, мама наклоняется, чтобы застегнуть молнию на сапогах. Тут только замечает, что Степан вышел в тонких демисезонных ботиночках.

- Ты с ума сошел? У тебя насморк!

Возвращаясь с детской площадки, дети застывают перед затормозившей рядом машиной. Из нее, прихватив длинные полы, выскакивает с сигаретой в зубах Дед Мороз. Направляется к магазинчику.

- Так значит, Дед Мороз все-таки существует, - произносит пораженный Степа.

- Да, тебя обманули. Пойдем скорее домой. Мне ноги мешают ходить, - устало говорит Маша.

Дома Степа напоминает о ножике.

- Можно мне получить на Новый год перочинный нож?

Мама молча раздевает малыша, ставит на плиту кастрюлю.

- Мойте руки.

- Ну, так можно?

Мама чистит луковицу.

- Люблю, когда не отвечают, - говорит Степа. - Значит, могут еще разрешить... Смотри, мам, пена из кастрюли лезет!

Мама бросается к плите.

После обеда Степа засыпает у себя на втором ярусе. Маша красит гуашью альбомный лист.

- Мама, это у меня фон такой.

- Нарисуй что-нибудь на этом фоне.

Маша выводит круг.

- Это все?

- Да. Это цирк, где разные звери выступают. Они сейчас все спят.

Характерное объяснение. Когда не получалось сделать на аппликации солнце, дочь сказала, что оно "высоко-о-о в небе".

- Мама, включи мне кассету "Хрустальная туфелька".

- А что ты поняла в этой сказке?

- М-м-м... У хрустальной туфельки было две дочки.

- Понятно. Может, тогда лучше что-нибудь попроще включить? "Красную шапочку", например?

Вечером оказывается, что у Степы высокая температура.

- Машка меня заразила гриппом.

Дочь, действительно, только что оправилась от болезни.

- Теперь я новогодний праздник пропущу из-за нее, - злобно сокрушается брат.

- Успокойся. Тебе передадут подарок.

Степа несколько оживляется.

- А Дедом Морозом будет наш физрук. Мне Сашка сказал... Интересно, какой будет подарок?

Наверное, что-нибудь физкультурное. Мячик, может.

Весь вечер мама лечит Степу. Он принимает теплую ванну. Пьет клюквенный чай. Категорически отказывается от очистительной клизмы. Кое-как смиряется с холодным обтиранием. Температура все равно очень высокая.

Мама достает из холодильника жаропонижающие свечи. Маша, увидев это, вслух размышляет:

- Сначала эти свечи вставляли мне, а теперь я подросла, и их вставляют Степашке.

В комнате больной с мокрой тряпкой на лбу тихо постанывает.

- Мам, Маша сегодня хорошая, она за мной ухаживает, огрызки мои таскает... Почитай что-нибудь.

- Сейчас. Володю покормлю только.

- Мам, я тоже голодная. Свари ужин... Свари жареную картошку.

Когда все уже распределились по своим кроваткам, мама берет в руки книгу "Сказки и легенды".

- Не-е-ет, я это не хочу. Эта книга какая-то языческая.

- Ты что? Это старинная народная культура. Люди ведь и до Христа кое-что понимали.

- А что они понимали?

- Понимали, что с ними беда, что Бога они потеряли и сами найти не смогут. Ждали, что Он придет к ним... Ты слушаешь?

- Угу.

- Ты все про Новый год твердишь. А настоящий праздник - Рождество. День рожденья Бога на земле. Его к нам возвращение.

- И почему все-таки эта жизнь так устроена? Пожить бы, да и все. Без рая и ада.

- Ну как же жить, если Бога и вечности нет? Пока все хорошо, еще можно терпеть. А когда что-то плохо, то жизнь становится нестерпимой, если ты не веришь в Бога и вечность. Как тогда нам выносить все наши болезни, недостатки, ссоры?

- Мне бы ножик перочинный, - слабым голосом говорит засыпающий Степа.

* * *

День солнечный. Легкий морозец. Дети резвятся на горке. Мама бродит вокруг коляски, листая журнал. Останавливается на статье о молодой художнице. Привлекательны не столько репродукции картин, сколько фото героини этой публикации. Красивая, одухотворенная, в окружении столь же красивых троих детей. Мама пробегает глазами печатный текст. Спотыкается на рассуждении о том, что художница эта как бы разрушает своим положительным примером сложившееся представление о том, что многодетная мать обычно бывает нищенкой с протянутой рукой и бледными болезненными детьми или же, вообще, алкоголичкой. Озябшими руками мама сует журнал под бок спящему Володе и начинает подозрительно приглядываться к Степе с Машей.

- Степа, у тебя варежки уже мокрые?

Степа, остановившись, разглядывает руки.

- Они насквозь... сухие.

Убегает. Маша, видимо, устала и замерзла. Пора домой.

Мимо проходит знакомая семья. Небольшой дежурный разговор двух мам.

- Вы откуда?

В ответ - рассказ о каких-то замечательных местах в центре столицы, где весело резвятся дети и отдыхают их родители, про елку на Красной площади, народные гулянья на Тверской.

- А что это? - спрашивает мама, услышав незнакомое слово.

- Ресторан такой, - приятельница заметно удивлена.

"Ничего. Подумаешь, Новый год! Настоящий праздник впереди". Эту мысль мама старается внушить детям. Маша соглашается и с восторгом ждет, когда наступит "настоящий праздник". Степа же, подобно древнеримской толпе, требует "хлеба и зрелищ" и поскорее.

- Да что это Рождество! Ничего в нем особенного. Ну, в храм пойдем. Ну и что?

У нас будут приглашения на рождественскую елку.

- Ну и что? Все веселятся, а я тут с этой малышней возись. Лучше бы я не рождался.

Вечером мама развешивает новые занавески к празднику и слышит, как Степка громко объявляет "малышне":

- Я буду президент, а вы - простые населенные жители.

Младший из "населенных жителей" сносит со стула коробку и все, что на ней лежало. Это была трибуна. Мама спешно спрыгивает со стула на стол, со стола на пол, чтобы предотвратить расправу над младшим ребенком.

- Устраивай трибуны у себя на втором этаже! Понял?!

Степа продолжает истерично и злобно настаивать на своей правоте. Мама носится по квартире в поисках ремня. В конце концов хватает папину тапочку. Ловит уворачивающегося, орущего Степана. Подошва довольно толстая. Бьет больно. Младшие кричат громче самого наказуемого.

Двадцать капель корвалола. "Вот из-за таких, как мы, и пишут всякую ересь про многодетность", вспоминает мама о журнальной публикации.

На глаза попадается футляр со скрипкой.

- Степан! - истошно орет эта создательница неправильных стереотипов. - Почему скрипка на кухне валяется?! Это музыкальный инструмент! Он дорого стоит!

- Мам, давай этот день хорошо проведем.

- И это говоришь ты?! Ты способен испортить настроение всей семье. И день-то уже кончается.

- Давай я тебе сыграю "На заре ты ее не буди".

- Ну, давай... Скоро ведь папа придет.

Степан вдохновенно пилит смычком бедные струны и при этом совершенно правильно поет известный романс. Его громким пением заглушается скрипучее музыкальное сопровождение. Мама, накрывая на стол, тоскливо думает, что музыкальной школы не избежать, а она сама нотной грамоты не знает, а папа всегда занят, а Степа... и так далее и тому подобное. Длинный ряд отягчающих ситуацию обстоятельств.

Тихо готовятся ко сну. Худой мир лучше доброй ссоры.

* * *

В сочельник мама со Степой попеременно выбегают на улицу. Встречать Рождественскую звезду.

- Штой-то ты? - удивляется соседка тетя Шура, увидев мамины голые ноги в шлепанцах.

- Звезду караулю, - радостно отвечает мама.

- Какая звезда? - еще больше удивляется тетя Шура. - Облака только сегодня.

- Обязательно будет, тетя Шура!

- Ой, бедовая твоя головушка, - сокрушенно качает головой соседка.

- Ну, Вы - Фома Неверующий, тетя Шура.

- Што-о?

Ночью в храме. Мама и Степа пробираются через толпу. Столько знакомых лиц, так интересно. Мама переглядывается, улыбается, раскланивается. Краем уха слышит: "Яко с нами Бог". Сосредоточиться трудно.

Толпа редеет. Праздничное богослужение идет своим чередом. Степа, скрючившись, засыпает на лавке. Мама берет его к себе на колени, обнимает, укачивает; как обычно, сомневается: "Может, зря ребенка притащила?"

Нет, не зря. Дети, только что неудобно спавшие по разным углам, теперь тихонечко отходят от Святой Чаши со скрещенными на груди ручками ("Не забудь, правая сверху"). Гуськом шествуют к столику с просфорами. Ни следа сна, ни тени скуки или усталости. Поют Рождественский тропарь. Начинаются взаимные поздравления и обмен подарочками.

Первый утренний поезд метро. Людей неожиданно много. Степа достает из кармана пластиковый цилиндрик с мыльными пузырями. Чей-то подарок. Летят радужные шарики.

Дома мама обнаруживает наполовину выпитую бутылку вина. Папа встал их поздравить. Но разговор выходит отнюдь не праздничный.

Мама пугается. Из комнаты слышен Володин плач. "И чего разоралась? Всего-навсего кагор", - думает она. Наливает себе стакан. Стучится в дверь санузла.

- Ребенка помыть надо.

Папа открывает.

- Здесь накурено. Подождите.

- Ладно. Убери фигуру.

Мама протискивается мимо папы и контрабаса к крану. Потом заворачивает мокрого малыша в пеленку. Тот весело гулит, машет ручками. Родители с ним ласково воркуют. Этот младшенький часто сглаживает их супружеские противоречия. Оба про себя задаются вопросом: "Почему черные тучи так властно накрывают нас порой?"

- Слушай, а звезду мы так и не увидели. Все затянуто наверху... Не заслужили, видно.

* * *

Дни идут. Святки. На елку попасть не получилось. Мама категорически отказалась везти всех детей без папы. Однако, что же это такое? В воскресный день Маша, съев конфету, просит еще.

- Больше пока нельзя, - отвечает строгая мама.

- Хорошо, - легко соглашается дочь. - Остальные конфеты - на Рождество.

- Маша, Рождество уже наступило. Я тебе говорю, рассказываю, а ты все никак не поймешь.

Дочь задумывается.

- А когда же будет настоящий праздник?

В этот момент возвращаются из студии Степа с папой.

- Едем в гости! - радостно-истерично объявляет мама детям.

Конечно, не следует принимать решения "на горячую голову". Дорога не очень долгая, но и не короткая. Войдя в метро, мама чувствует усталость, испарину. Володя - в детском рюкзачке за спиной. "И куда меня несет? Мне же нельзя переутомляться, потеть. Господи, прости мои прегрешения!"

Мама предъявляет пенсионное удостоверение.

- Что это за документ? - укоризненно спрашивает дежурная, преградив путь. Она открывает красную книжечку, листает.

- И не стыдно Вам? Вторая группа инвалидности! Хоть бы делали себе документы нормально! Платите!

- А в чем дело?

- Ну, вы совсем!!! У вас ребенок грудной висит, и вам не совестно предъявлять такие документы!

- Но он же подлинный!

- Со второй группой не рожают столько детей! - уже кричит.

Мама находит деньги. Степа плачет.

В гостях детям хорошо. Наконец-то, настоящий праздник. Нарядная елка. Все поют Рождественский тропарь.

Маленький человек отходчив, все быстро прощает и забывает. Мама же - другое дело. Она лежит на диване, ничего не может есть. Только все говорит, говорит...

А то, что происходит вокруг, действительно, можно назвать детским праздником. У старших детей - игра в рифмы, потом фанты. Смех, призы. Маленькие водят хоровод вокруг елки, отгадывают загадки. Один из присутствующих пап с завязанными глазами отгадывает на ощупь, где чей ребенок. Взрослые весело и увлеченно занимаются с детьми. Нет, не занимаются, а просто вместе с ними радуются. Вместе, а не отдельно, за своим взрослым столом.

Степка, качаясь на канате, спрашивает у Симиной мамы:

- А сколько Вам лет?

- А как ты думаешь?

- Ну-у-у... Сорок?

- Сорок пять.

- Ого-о-о!

На самом деле шестьдесят пять. Все смеются.

- А нам на Рождество мама подарит сестричку, - сообщает один из Симиных мальчиков.

- На Рождество уже не успею, - замечает Сима.

- У вас нет девочки, - говорит мама. - Вам нужна дочка. А нам никто не нужен.

- Ну почему же, - нерешительно сомневается мама. - Хорошо, что у нас дети есть. Что бы мы без них делали?

Все опять весело смеются.

На прощанье их грузят подарками, провожают до метро, даже до самого "опасного" места с дежурной. Это, конечно, не обязательно. Крайне редко бывают такие дикие случаи.

Протискиваются в вагон. Как-то внезапно находятся свободные места, у детей в руках неизвестно откуда - яблоки. Они весело жуют. Тут же рядом стоящая женщина подает маме какой-то пакет:

- Вам передали.

Там банка варенья. Мама смущенно озирается, не зная кого благодарить.

Вагон пустеет. Привязывается с разговором подвыпивший мужик. Сует десятку. Как отвертеться? К тому же рядом останавливается и пристально смотрит неизвестная девушка с ребенком на руках. Дать ей что ли десятку?

- Это она думает, что ты тоже работаешь на линии, - поясняет пьяный спутник. - Без спроса. Конкурент.

Наконец, их станция. Сопровождаемые взглядами всех неспящих пассажиров этого вагона, они выходят.

Маше опять "ноги мешают ходить". Конечно, день был трудный. Сначала храм, потом гости.

- Возьми меня на ручки, - жалобно просит дочка.

Папа!!! Встречает их! Какое счастье! Как обессиленная мама его любит, несмотря ни на что. Он берет Володю, Машу, сумку с подарками. Только маму уже не может взять.

Повеселевшая Маша говорит маме:

- Я у нас еще маленькая. Скрипки у меня нет. А ты уже подросла.

Дома. Постелить постель. Уложить детей. Редко все это родители делают так дружно, вместе. Папино соучастие вдохновляет и бодрит маму, которой недавно казалось, что она уже "живой труп". Вытирает дочку, надевает на нее ночную рубашечку. Володя шумит на кухне.

- Воткни ему пробочку! - кричит мама папе.

Сразу становится тихо. Значит, Володя получил пустышку.

- Володя у нас неумытый трубачист, - говорит Маша.

- А кто такие трубачисты?

- Это такие мойдодыры.

- Кто-кто?

- Ну, грязнули.

Мама замечает, что Степан уже безмятежно спит, весь обложившись подарками.

Теперь возятся с Володей. Это, пожалуй, самые светлые минуты в их семейной жизни. Купают. Потом медлят с одеванием и укладыванием.

- Ах ты карапуз наш любимый.

В комнате темно. Двое спят. И еще трое - на кухне. Какими бесчувственными "чурбанами" были они, когда рождались старшие дети. Что их беспокоило и заботило тогда? Это ведь, и правда, великое утешение - иметь потомство. Только сейчас они это понимают, хотя стало так трудно жить.

* * *

После обеда дети категорически отказываются гулять.

- Ну, как хотите! А я на час выйду с Володей. Для профилактики рахита. Буду рядом. Если что, зовите.

Сразу же начинаются разнообразные "если что".

- М-а-а-м!

- Что? - она отрывается от журнала.

- Можно я не буду делать сейчас математику?

Через пятнадцать минут опять раздетый Степа выглядывает на улицу.

- Мам! Нам скучно.

- Порисуйте.

Еще через некоторое время они появляются оба.

- Мам! Я говорю ей, что голубой - это холодный цвет, а она не верит.

- Домой! Вы простудитесь.

Подойдя к подъездной двери, мама громко напутствует детей:

- Теплые цвета - зеленый, желтый, оранжевый. А кто вам разрешил без меня гуашь брать?

Еще пятнадцать минут.

- Мам! Ну что ты такая ненагульная?

- Уйдите! Вы как бледные поганки. Дети подземелья.

- Мы не Емели, - неправильно понимает Маша.

- Мы включили "По щучьему велению".

- Вот и бегите, слушайте.

- Ну, ты скоро?...

Еще полчаса. Высовывается сын:

- Мам, мы тут так весело играем. Давай, ты будешь наша мама?

- О, это трудно себе представить, - говорит мама, поворачивая коляску в сторону дома. - По-моему, холодает. Может, ты еще и поймешь, откуда взялось выражение "крещенские морозы".

Дома сразу просыпается Володя и громко требует, чтобы его выпустили из коляски. Старшие осаждают маму каждый со своими проблемами. Стараются перекричать друг друга, сердятся.

"По одному, пожалуйста, говорите," - требует мама и тоже сердится. Она судорожно срывает с себя одежду. Достает малыша. Тот все еще шумит.

- Володя, ты - дурацкий, - ругает его сестра. - Мамочка, вот что я нарисовала.

- Это что?

- Пейзаж.

- Молодец. А почему облако желтое?

- Это теплое облако.

- А-а... А что это?! - строго спрашивает мама, указывая на горку печенья в углу комнаты.

- Это наши запасы на зиму. Мы бельчата, - радостно сообщает Степа.

- Немедленно это убери. Еще тараканов тут разведете.

- Мама, мы это печенье на дачу возьмем, - вмешивается Маша. - Это на лето запасы, бабулечке.

Маме вдруг очень-очень захотелось посмотреть летние фотографии. Скорей бы все переделать. И сесть. Смотреть. Вспоминать.

Вот на этом снимке Маша в расщелине старой сосны, вся в солнечных бликах. Какая хорошенькая!

Вот Степан несется в речку с широко разинутым ртом и горящими глазами.

А здесь они все вместе. Мама такая лирическая, в лиловых тонах, изящная соломенная шляпка, меланхолическое выражение лица. Сидит на лесном пне. На руках ребенок. Можно подумать, что его только что принесли ей какие-нибудь няни. А где-то за кадром усадьба, фонтан, гувернеры. А над ними облако. Желтое. Очень солнечный день.

Мама засыпает, размышляя о том, как трудно представить себе то блаженство, которое ожидает праведников в раю. "Если даже на нашей грешной земле бывает так хорошо".

* * *

Завтра праздник. Сретение. Мама листает книгу "Русская икона". Находит то, что искала. Мария, Иосиф принесли в храм Младенца. Симеон и Анна встречают.

- От лица всего человечества. Сретение это встреча на церковном языке.

Дети заинтересованно слушают рассказ о старце Симеоне. За окном метель.

- А в народе считали, что это встреча зимы с весной.

От порыва ветра звенят стекла.

- Дерутся, - ухмыляется Степа, глядя в окно.

- Садись за математику. Уже скоро спать.

- Не хочу! Как мне все это надоело!

"Все-таки надо мне самой брать его в "ежовые рукавицы". На папу надеяться нечего", - думает мама.

- Если ты не будешь сидеть за уроками, когда я в следующий раз зайду в комнату, пеняй на себя, - ледяным тоном говорит она. И удаляется на кухню. Там есть, как всегда, чем заняться. Следом бежит Маша.

- Мам, дай мне задание!

- Садись писать в прописях.

- Я букву "3" буду писать.

- Хорошо.

- "3" - это зайкина буква?

- Да.

Маша разглядывает картинку.

- Этого зайки?

- Да.

- А другие зайки, что без буквы?

- Маш, подожди пока... Так сколько у тебя получилось яблок, Степа?

- Не знаю. Я устал.

- Ты сам тянул время до вечера.

- Ой, лучше бы и не жить, чем такие мучения... Хоть бы лето скорей наступило, что ли...

- Без зимы нет лета.

- Ну, в Африке же нет зимы.

- В их языке и слов таких нет "зима", "лето". Они не знают, что у них лето... Степа, дорогой, ну когда я смогу тебя убедить, что наша жизнь прекрасна?

- Да чего в ней прекрасного?! - сын отшвыривает тетрадку. - Перочинного ножика у меня нет.

- Наша земная жизнь - это... ну, как бы, зима, без которой не будет лета.

- Какого еще лета? - тревожно настораживается Степа.

- Я имею в виду вечность.

- Ну, понятно, - Степа совсем расстраивается. - Я-то в рай не попаду.

Мама стоит между двумя письменными столами. Дочь вся ушла в свою работу. Она испещряет тетрадные листы мелкими загадочными рисунками. Какие-то извилины, спирали, геометрические фигуры. Разноцветные. Красиво. А Степан всегда рисовал что-нибудь определенное - домик, человек, машина. Сейчас он уставился в потолок.

- Две крайности, - вздыхает мама. Переводит взгляд на диван. Там лежит третья...

* * *

Воскресный день. Пришла в гости знакомая семья.

Дети в комнате. Их общение приходится контролировать из-за частых размолвок. На кухню прибегает семилетняя Танечка, вся в слезах.

- Мам, Степа начал нашего Колю душить.

Взрослые хотят поговорить о своем, пытаются предоставить детей самим себе. Не получается ничего хорошего.

- Какая безысходность, - уныло говорит мама, вернувшись из комнаты после "разборки" со Степой. - Мы с мужем ругаемся при детях. Никакими красивыми словами я не могу научить Степку добру... И исправиться никак не можем.

- Да, на исправление нужна целая жизнь, - говорит задушевная мамина подруга.

- Дети не ждут, когда мы исправимся. Они уже сейчас непрерывно растут. Во всем этом безобразии.

- Я дам почитать тебе мою любимую книжку о детях. Там есть "золотая" мысль. Плохой родительский пример - это еще никакая не безысходность. Главное - взаимное доверие и искренность в отношениях с детьми. И они сами разберутся. Возьмут у вас все хорошее, а плохое отбросят. Научить бы их отличать черное от белого...

Мама достает из холодильника еду.

- Скоро опять пост.

- Я, кажется, буду иметь послабление.

- То есть? Вы ждете четвертого?

- Да.

- И Симка тоже беременна.

Две мамы отправляются в комнату, где дети тренируются на новом спортивном комплексе. Не все. Кое-кто занят с новой развивающей настольной игрой, принесенной гостями в подарок.

- Игде вы все это берете? - удивляется мама, разглядывая разноцветные деревянные детали.

- Мы любим что-нибудь такое покупать. С каждой зарплаты. И самим интересно.

- Какие вы творческие люди.

- Ну, конечно, это творчество - растить детей.

Вечером заглядывает тетя Шура.

- Пойдем "Спокойной ночи, малыши" смотреть.

- Степан еще на скрипке не играл.

- Да отпусти. Они ж у тебя ничего не видят.

- Мам, я потом позанимаюсь.

- Ну, идите.

Скоро возвращаются. Мама, сразу принимая воинственный тон, приказывает:

- А теперь - за скрипку! Скоро папа придет.

Вместо обычного "не хочу" Степан сообщает:

- А тетя Шура теперь смотрит "Спокойной ночи, взрослыши"... Может, и мы телевизор купим? Мне стыдно в школе говорить, что у нас нет телевизора.

- Тебе скучно живется?

- Да нет...

Степа берет скрипку. Направляется в ванную. Закрывается. Он теперь почувствовал вкус к такому уединенному общению с музыкальным инструментом.

- Наследственность, - вздыхает про себя мама.

- Мам, там, в ванной, как будто кузнечики трещат. Откуда они?- спрашивает через четверть часа Степа.

- Ты что? Это летний звук. Тебе послышалось.

Сын опять лезет под потолок.

- Хватит физкультуры на сегодня. Спать пора.

- В воскресной школе рассказывали про лестницу этого... как его...

- Иакова?

- Да... Ему, кажется, приснилось...

- Тебе, наверное, тоже сегодня будет сниться лестница. Слезай, наконец.

- А куда он лез? На небо? А зачем?

- А ты думаешь, что жизнь - это мечты о перочинном ножике и телевизоре? Это лестница на небеса. Кто с этим не согласен, тот просто копается в навозной куче.

- А папа?

- Что папа? Он все равно отчаянно хватается за жизненную лестницу и пытается лезть. Мы-то с папой только недавно узнали про это.

- Про что?

- Про то, что есть еще и небеса. И на них нужно стараться попасть. А ты с детства это знаешь. Ты должен взобраться выше нас и нам помочь. Мы только через вас, детей, и спасаемся.

Степка взволнован.

- А как Машка полезет? Она же может упасть?

- У нее еще все впереди.

* * *

Дома все как обычно. Ничего, кажется, не изменилось. Степа с Марьей ругаются. Мама их наказывает. Уроки, правда, Степа делает самостоятельно. Маша в это время листает с мамой книгу с репродукциями икон.

- Икон Богородицы - великое множество. Вот эта "Нерушимая стена" называется. Она оградит тебя от бед и напастей.

- От Степана вредного, - говорит дочь.

Папа возвращается с работы. Мама обнимает его в прихожей.

Дети засыпают.

- Мам, а нам дадут когда-нибудь большую квартиру? - спрашивает сверху Степа.

- Не знаю.

- А на каком этаже?

Мама вздыхает.

- Спи. Пока мы только на первом этаже.

- Зато у нас спорткомплекс есть. А он ведь не подойдет для низких потолков.

- Мы его продадим и купим новый.

- Что, на улице с ним стоять будем?

- Нет. Это легко сделать с помощью объявления в газете.

- Ха-ха... А на улице тоже весело. Мы его упрем в небо. Засыпают.

* * *

- А почему это зимой только мы с мамой просыпались, а теперь все: и Маша, и Володя? - с этого вопроса начинается следующее утро.

На кухне мама оглядывает пустой холодильник.

- Не знаю, что тебе дать с собой в школу, - признается она. - Ешь там, что дадут.

- Давай этот день хорошо проведем.

- Давай.

Степа уходит. Теперь в школу и обратно он ходит сам. Раньше казалось, что только за лето дети сильно продвигаются вперед в своем развитии: вырастают, взрослеют, здоровеют. Оказывается, и зима не столь уж застойное время года.

Возвратившись домой, в семью, Степа говорит:

- Я сосиску сегодня не ел.

Счастливая мама наливает сыну тарелку нелюбимых им щей. Он безропотно ест.

- Можно я больше не буду?

Папа открывает ключом дверь. Стоит в прихожей.

Степан садится за домашнее задание. Старается.

Маша стягивает с папы куртку. Что же дальше? Вниз? Вверх?

- Мама, иди скорей сюда!

В комнате Степан с Машей стоят около лестницы и наблюдают, как лезет по ней Володя. Забирается высоко. Веселится, глядя вниз. В конце концов ручкой не находит в воздухе очередную перекладину. Их больше нет.

- Какой шустрый оказался, - говорит мама.

- Никогда не оставляйте теперь его здесь без присмотра, - советует папа, ложась на диван.

Мама учит малыша слезать. Это получается у него хуже.

Старшие дети возвращаются к своим письменным столам. Степа решает примеры. Маша тоже занята чем-то своим. Теперь она даже не прочит дать ей задание. Володя лезет опять вверх.

(Господи, помоги.)

Мама спокойна.

2000-2001 гг.

0
0
Сохранить
Поделиться: