Поскольку я на своем журналистском пути совершил зашкаливающее количество глупостей и ошибок, к моим словам, в отличие от Алексея Волина, прислушиваться не стоит. Ибо Алексей человек безошибочный: весь его творческий путь свидетельствует — раз он сказал в своем историческом выступлении в аудитории журфака, что надо работать на дядю, значит надо работать на дядю.
Так что моя колонка — не колонка даже, а так, сотрясение воздуха.
И тем не менее — одно замечание.
В своем абсолютно безупречном и чистом как слеза и едком, как щелочь, выступлении, Алексей, на мой взгляд допустил ровно одно логическое противоречие. Он сказал, что работа пропагандиста не должна быть видна. А сам пропагандировал, и пропагандировал явственно, зримо, с весёлым цинизмой и грацией, которые Алексею вообще свойственны. Он пропагандировал тот взгляд на журналистику, которому единственно чего не доставало, так это ясного, как пень, и открытого, как правительство, позиционирования: конечно, это отходы жизнедеятельности, а не розы, но именно они — единственно возможное и абсолютно необходимое. Он, взгляд этот, в практической жизни и без того фактически победил, но Алексей Волин теперь — пророк его. Он первым сказал, что это благо и верный путь: присоединяйтесь, барон.
Он не сделал ни малейшей попытки следовать своему же совету и распропагандировать свою точку зрения как-нибудь потоньше, исподволь, чтобы она заползла тонкой змейкой, отложила яйца, и человек сам, не подозревая, свои теплом вывел змеенышей, которые съели бы его изнутри, как угорь несчастного китайского повара из новейшей интернет-легенды. Зачем? Алексей всякие виды видывал, он знает жизнь не понаслышке, он участвовал в таких проектах, что ничего в человеке не оставляют романтического.
У меня нет ни малейшего желания всё это опровергать или этим возмущаться, и знаю, почему. Я сам в таких проектах участвовал — мама не горюй. Но... Я бы не торопился рекомендовать их юношеству, как единственную модель. Я бы детей поберег.
Они уж и так ничего толком не умеют, но отманипулированы до блеска и работают на разнополярных политических дядь, только пыль стоит. Тут на днях в бане, в русской бане (простите!), изнемогши и вывалившись из парной, смотрел я в компании таких же закоренелых мэтров телеканал «Дождь» вперемешку с губернским. Обе программы вели детишки. Одна детишка пытала Лунгина насчет свежих идей в кинематографе, в сотый раз пытаясь креативно уесть Путина законом о сиротах. Лунгин устало, но блистательно уворачивался, демонстрируя абсолютно волинский, провозглашенный, но не использованный самим его автором тезис об утонченной пропаганде: он ответил, что не считает этот подход новым, потом пошутил, зал зааплодировал, потом улыбнулся — и выиграл у юного прямого пропагандиста в один ход. На губернском же канале совершенно другая детишка брала интервью у чиновника про что-то жилищно-коммунальное, членистоногое и чешуйчатокрылое. Она тоже действовала абсолютно по-волински: работала на тетю. А тетя отвечала — и тетя тоже выиграла, потому что даже мы, закоренелые преступники от журналистики, оценили ее ясные, слегка брезгливые, подчеркнуто деловые ответы про тарифы, налоги и пени выше, чем наивное желание угодить тете в вопросах.
Пусть они, дети, пройдут эту дорогу сами, согласились мы, отирая заслуженный пот и пия чай с шиповником. Без нас, учителей. Может, они сделают это лучше, может, хуже, но я не готов навязывать им циничную модель освоения Москвы, бабла, высот, пространств через впитанное с молоком служение дяде. Главным образом потому, что они, дьяволы, умеют это гораздо лучше меня. Меня периодически охватывают какие-то фантомные боли, будят по ночам аллюзии и тешат взбрыки неожиданного свободомыслия — и это так прикольно! А они, нанимаясь на первую работу, запросто спрашивают: дядя Вова, вы чьих будете? Куда рулим? Кого мочим?
Ты, лопушок, таблицу умножения на два продемонстрируй, а уже после про «чьих» спрашивай — хочу я сказать, но молчу. Во-первых, потому что нету у меня для них работы, а во-вторых, «ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее...» И прошу продолжить цитату. Не могут.
Да и ладно: дядя не спросит.
