В конце 90-х по миру неожиданно прокатилась волна детских психических расстройств, некоторые из которых закончились самоубийствами. Причиной их стала, казалось бы, совершенно невинная вещь — игрушка тамагочи, побывавшая до того в руках у миллионов детей во всем мире.

Минное поле детства

В конце 90-х по миру неожиданно прокатилась волна детских психических расстройств, некоторые из которых закончились самоубийствами. Причиной их стала, казалось бы, совершенно невинная вещь — игрушка тамагочи, побывавшая до того в руках у миллионов детей во всем мире.

Это стало настоящим шоком для родителей, пребывавших в уверенности, что электронный зверек, живущий в маленьком брелке, абсолютно безобиден и может разве что приучить ребенка к ответственности. На деле же оказалось, что главной эмоцией для детей по отношению к тамагочи стала не любовь и не желание позаботиться о другом. Взрослые проглядели главное: короткая жизнь существа из брелка стала для некоторых детей первым столкновением с реальностью смерти, и не все сумели это столкновение пережить…

Эта история стала, наверное, самым ярким, но далеко не единственным доказательством того, что о собственных детях мы знаем не так уж и много. И во многом это связано с нашей самонадеянностью.

Вообще, все наше нынешнее отношение к детству противоречиво и неосмысленно. С одной стороны, принято всячески подчеркивать, что мы, образованные жители больших городов начала XXI века, давно порвали с отсталой, патриархальной культурой крепостной деревни. С другой — мы продолжаем жить средневековыми стереотипами, главный из которых — отношение к детям как к маленьким взрослым, чья психология и восприятие мира ничем не отличаются от нашего. Во многом это отражается на нашем отношении к игрушкам. Многие из нас почему-то уверены, что для детей это просто забава, так же как и для нас. Мы не понимаем, сколь важное место она занимает в мире ребенка, для которого игра — основное средство познания окружающего мира.

Ведь дети — творцы, детское творческое сознание во многом богаче взрослого, и та же игра является для них гармоничным продолжением реальности, которую ребенок раскрашивает своими красками. О том, насколько живо дети воспринимают игрушки, насколько яркая у них возникает связь, которую иначе как любовью и не назовешь — повесть великого немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана о Щелкунчике, широко известная ныне в усеченной форме балета и мультика. А ведь она о том, как девочка любит несчастную, преследуемую колдовством куклу и защищает ее от темных сил подземного мира, жертвуя любимыми лакомствами, ленточками... Для героини сказки (и для ее маленьких читателей) куклы — более живые, более «настоящие», чем злые мыши.

В русской сказке куколка выступает как волшебный помощник девушке-сиротке, причем для того, чтобы она заговорила, выслушала и помогла, нужно предложить ей немножко каши или хлеба и сказать: «Куколка, покушай, про мое горе послушай». Очень знакомая по детским играм картина. А трагическое видение творчества как жертвенности диктует Марине Цветаевой образ Гения поэзии, который вначале спасает куклу из горящего дома, а потом требует, чтобы девочка — будущий поэт — добровольно от него отказалась (поэма «На красном коне»). Да, действительно, игрушка — это несколько больше, чем предмет, что в некотором смысле уже и вовсе не предмет.

Другая ошибка при оценке роли игрушек в жизни ребенка базируется на атеистическом сознании и сводится к тому, что ребенок — это даже не «чистая доска», как утверждали педагоги давних времен, а пустой мешок, который мы должны загрузить тем, что считаем нужным, — с заранее известным нам результатом. Между тем ребенок — это личность, задуманная Творцом всего сущего со своими уникальными характеристиками, а педагоги и родители должны руководствоваться в своих попытках сформировать зрелую личность тем же принципом, который обязателен для медиков: «не навреди».

— Мир ребенка обладает множеством тонкостей, которые необходимо принимать в расчет, — говорит специалист по детской игрушке доктор психологических наук Вера Абраменкова. — К примеру, дискретность: из детства люди, как правило, запоминают только отдельные эпизоды, зато помнят их очень четко. Резкий испуг или, напротив, радость остаются в памяти человека, навсегда и серьезно влияют на всю его дальнейшую жизнь — исследования показали, что до восьмидесяти процентов воспоминаний пожилого человека составляют воспоминания детства. Это, кстати, доказывает, что эмоции, связанные с детской игрушкой, могут пройти с человеком через всю его жизнь. И, разумеется, нельзя забывать о том, что дети крайне серьезны в своей игре. Взрослым часто кажется, что к играм ребенок так же, как и они, относится несерьезно. Но это отнюдь не так…

Игрушка — своего рода мост от ребенка к взрослому миру. И в первые годы жизни именно игра остается для человека не только главной формой познания, но и главной формой творческого, художественного выражения себя, эмоционального и социального развития. Именно на примере игрушки ребенок учится общаться, любить, относиться к ближнему с человеческой теплотой.

— Веками игрушка учила ребенка межличностным отношениям, объясняла, что такое хорошо и что такое плохо. Игрушки были примитивными, но они были живыми, — говорит Вера Абраменкова. — И только в конце XIX века, когда игрушку начали штамповать в промышленных масштабах, ее «убили». Наверное, это стало первым шагом к расчеловечиванию детства…

Сегодня с этим согласны многие, включая самих производителей и разработчиков игрушки.

— Об игрушке у нас говорится лишь с точки зрения медицины: качество материала, безопасность в использовании, в крайнем случае — возможность применения для развития ловкости и логического мышления. Игрушку оценивают наравне с детской одеждой и предметами быта, однако ее значение гораздо больше. Ведь она помогает ребенку заложить базовые представления о нравственности и морали, — говорит президент Национальной Ассоциации Игрушечников России Антонина Цицулина, — в западных странах существует понятие «игровой среды», которая оценивается по отдельным нормам. Ее формирование является частью концепции образования, а не здравоохранения, — ведь именно окружающая среда формирует личность.

В большинстве развитых стран специфика нашего времени уже учтена: пространство вокруг ребенка охраняется законом, и в него нет хода игрушкам опасным как с медицинской, так и с этической точки зрения. Недавно проект закона «О детской игрушке» был внесен и в Российскую Думу.

Его задача — создать вокруг ребенка адекватную атмосферу, оградить его от отрицательных впечатлений. Помочь тем, кто пытается возродить традицию доброй, хорошей, наконец, творческой игрушки. Впрочем, прежде чем регулировать сферу детских игр и игрушек следует как минимум разобраться: что на самом деле может быть вредно для ребенка, что полезно.

А разобраться в этом не так просто, как кажется.

Сумеречная зона

На самом деле, специалисты не так уж хорошо знают, в каких отношениях дети находятся с миром игрушек. Эта сфера оказалась настолько сложна для науки, что ученые до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно неких общих законов детской психики. Ребенок относится к игрушке как к личности, и отношения с ней у него непредсказуемы, как непредсказуема любовь у взрослых.

Глубоких и сложных теорий на тему восприятия ребенком игрушек существует довольно много, но ни одна из них не преобладает и, тем более, не является исчерпывающей. Так что критерии, по которым предстоит оценивать игрушки, пока ясны не до конца.

Разумеется, бывают и вполне наглядные ситуации. Когда в 90-е рынок игрушек у нас в стране наполнили мерзкие, извращенные игрушки — все было очевидно*. Нормальные родители не стали бы покупать такое своему ребенку и безо всяких законов. Запрет здесь был необходим, скорее, для того, чтобы подобная продукция не попадалась на глаза ни самим детям, ни падким на рекламу людям — жертвам общества потребления, обходящимся без собственного мнения и рассуждающим примерно так: «Если продают, значит, кто-то покупает, — а я чем хуже?» Ведь ни для кого не секрет, что реклама агрессивных игрушек рассчитана в первую очередь на детские эмоции (и на инфантильных взрослых, которых, к сожалению, не так уж мало), а также на равнодушных родителей, которые не станут спорить с выбором ребенка.

Но что делать в более сложных и спорных случаях, когда взрослые не могут до конца ответить для себя: полезна ли подобная игрушка их ребенку? Таких, как ситуация вокруг тамагочи? На наш взгляд, возможно, не всегда, но во многих случаях мог бы помочь неожиданно, на первый взгляд, поставленный вопрос: есть ли место этой игрушке в Божием мире? И тогда выясняется, что те же тамагочи и последующее поколение электронных «живчиков» — эта такая пародия на Божие творение, которой лучше бы не позволять быть.

Нередко претензии специалистов вызывает вполне безобидная с виду игрушка. А иногда, наоборот, то, что с первого взгляда кажется очевидным «негативом», играет важнейшую позитивную роль в воспитании ребенка. Бывают и вовсе запутанные случаи, самый яркий пример которых — игра в солдатики.

Еще в начале 90-х годов по давней антимилитаристской традиции много говорилось о вреде «военных» игр. Считалось, что они воспитывают в мальчиках агрессию и служат чуть ли не основной причиной будущих «взрослых» войн. Сегодня ситуация кардинально переменилась, и общественное мнение шарахнулось в противоположную сторону.

— В Европе специалисты снова бьют тревогу. Они уверены, что опыт последнего времени наглядно показал: подавление взрослыми агрессивных «мальчиковых» игр ведет к распространению сексуальных отклонений, — рассказывает Антонина Цицулина. — Однако это мнение опять же остается лишь на уровне теории. Мы вообще очень мало знаем о том, как именно игры и игрушки воздействуют на детей. Последние исследования в этой области проводились тридцать лет назад, и они явно устарели, потому что многие внешние факторы значительно переменились. Современный ребенок в четыре года уже нередко умеет читать, а в старых нормативах написано, что к семи годам он должен знать максимум двадцать букв. Психологи и педагоги не могут прийти к единому мнению даже по вполне конкретным ситуациям: игрушки, которые одобряют специалисты в Питере, запрещают специалисты из Москвы и наоборот. У каждой научной школы есть своя экспертиза и свое мнение, отличное от других. Пока продолжается эта чехарда, регламентировать что-либо нельзя. И тут я вижу главную проблему будущего закона «О детской игрушке». В нашей стране и разработчики, и производители игрушек готовы к тому, чтобы их работа была регламентирована, но как это сделать, если не существует четких критериев: какую игрушку считать хорошей, а какую плохой?

— Я с трудом представляю себе, как будет выглядеть этот закон. Слишком тонка затронутая им сфера, — говорит отец шестерых детей диакон Федор Котрелев. — Хотя, действительно, причин для его принятия много. Если просто походить на выставки игрушек, чуть соприкоснуться с их историей, сразу станет видно: мерзкие игрушки, которые появились сегодня — примета нашего времени, когда люди думают о коммерческой выгоде и не думают о возможном вреде. Но далеко не все так однозначно… Вот, к примеру, фильмы Миядзаки. Его герои порой просто отвратительны на вид, но они же добрые и учат они добру! Если же ввести формальные критерии, то эти мультики нужно запретить, зато что-то гладкое и бездушное обязательно проскочит. Игрушка — действительно очень важная и сложная вещь. А потому и оценить ее тоже будет не просто.

Председатель Комитета по делам семьи, женщин и детей Государственной Думы Елена Мизулина также считает, что вопрос создания вокруг детей адекватного игрового пространства требует подробного рассмотрения и разработки. Однако, по ее мнению, затягивать с этим нельзя, и для начала необходимо прописать хотя бы элементарные нормы.

— Безусловно, здесь не обойтись одним законом. В первую очередь требуется внести целый ряд поправок в уже существующее законодательство, чтобы избежать путаницы. И регламентировать при этом нужно не только игрушку, но все игровое пространство, в котором пребывает ребенок, — считает Елена Мизулина. — При этом работать надо довольно быстро. Потому что слишком долго в России проблемой детской игрушки не занимались вообще, и сейчас ситуацию уже можно назвать критической. В любой цивилизованной стране понимают, что есть определенные сферы жизни, от которых необходимо ограждать детей. Скажем, на все, что связано с отношениями полов, в окружающей ребенка среде наложено табу. Существуют и другие ограничения, к примеру, связанные с возрастом. На западных игрушках, поступающих к нам в страну, стоит маркировка «+1», «+4» и так далее — это означает возраст, с которого данную игрушку можно давать ребенку. А наши продавцы в магазинах (я сама это проверяла) даже не знают, что значат эти цифры…

Определять критерии, по которым предстоит оценивать игрушку, придется, видимо, еще очень долго. И хочется верить, что при этом не будет упущено важных, хотя, возможно и не всегда достаточно четко выделяемых факторов. к примеру, развития у ребенка творческих способностей. Ведь это одна из основных задач игрушки, да и оценить ее по этому параметру будет не так уж трудно.

Главный рубеж обороны

Но, как бы то ни было, государство все равно никогда не решит всех проблем, связанных с воспитанием подрастающего поколения. Ведь непосредственно воспитанием детей предстоит заниматься родителям, а не чиновникам. В идеале оно способно лишь ограничить опасные игрушки и обеспечить детей игрушками не просто «добрыми» и «хорошими», но способствующими развитию положительных эмоций и творческой фантазии.

Но в истории человечества еще не было случая, чтобы ребенка воспитывали исключительно предметы. В любом случае последнее слово остается за мамой и папой.

— Мои ребята играют в солдатиков, это нормально, ведь мы следим за их игрой и вносим какие-то коррективы, — говорит диакон Федор Котрелев. — Популярных сейчас мутантов со страшными злыми лицами я ребятам не покупаю, а солдатик с простым, часто даже детским лицом, по-моему, прекрасная игрушка, и такие сегодня можно легко достать, особенно если знать хорошие магазины с авторскими игрушками. Дороговато, но экономить на детях нельзя. Ни деньги, ни время. Почему я так спокойно говорю о военных играх? Потому что я объяснил своим мальчишкам, чем убийцы отличаются от защитников. Помню, ребята как-то решили устроить «казнь», построили солдатиков, начали расстреливать их из пушки… Я тогда с ними поговорил серьезно и, по-моему, мне удалось им объяснить, что такое жестокость. Они поняли. По крайней мере, больше игрушки не калечат.

Быть может, дело не только в игрушках, но и в нас?

— история с тамагочи — трагедия нашего эгоизма, — считает Вера Абраменкова. — Родители надеются, что умная и сложная игрушка заменит их, сама станет воспитывать детей, а они смогут расслабиться. Этого не будет никогда.

В умелых руках игрушка способна стать своего рода коммуникатором, максимально облегчающим диалог с ребенком. Но что именно с его помощью ребенок поймет о взрослом мире, зависит от того, кто будет вести с ним диалог, находясь по другую сторону коммуникатора. Игрушка остается лишь инструментом, хотя и принижать ее значение тоже не стоит.

...С христианской точки зрения, каждый человек являет собой образ Божий, и в ребенке этот образ замутнен намного меньше, чем во взрослом человеке, что в первую очередь отражается на детских творческих способностях. Детские игры — это подлинное творчество, еще не успевшее стать креативом взрослого оскудения фантазии, и настоящая игрушка призвана помочь ребенку раскрыть свой потенциал. Потому ее роль не сводится лишь к воспитанию и примитивным педагогическим приемам. Она призвана к большему — способствовать возрастанию в человеке образа Творца, реализации замысла Бога о человеке.

 

На заставке фрагмент фото pixabay.com

0
0
Сохранить
Поделиться: