Передо мной сидит большой, улыбчивый, разговорчивый человек. Он, как ему кажется, спинным мозгом чувствует наведенный на него объектив фотокамеры, и совсем не любит это состояние. Он не снимается с детства, хотя с энтузиазмом фотографирует других. Он так увлечен своим делом, некогда бывшим его хобби, что готов пересказать поминутный расклад съемочной сессии. Его не смущает, что я не вполне знакома с основами фотографической терминологии. Он вдохновенно рассказывает мне об условиях недостаточной освещенности, экспокоррекции, объективах, различиях между пейзажной и студийной съемкой.
Виктор Галактионов – фотограф с большой буквы, с огромным стажем и своей профессиональной студией. Галактионов давно перестал жить охами-ахами при виде трогательного мотива, очаровательно цветка, милой пары на аллее парка. Он не работает по принципу "увидел, навел, снял". Он относится к фотографии сугубо профессионально, во всех смыслах этого слова, отчасти даже цинично. Один из своих натюрмортов, рожденный по мотивам его же литературной новеллы, он готовил почти четыре месяца. Продумывал композицию, потом часами выстраивал, выверяя градусы, сантиметры, линиями проверяя строгость пропорций золотого сечения. Он не верит, что репортаж - вершина фотографического искусства. "Потому как репортер не управляет светом (второе имя фотографии - светопись), композицией, которая либо сложилась, либо нет. Не властен над ситуацией, впрочем, судьба может быть к нему благосклонна. В то время как фотография студийная сродни работе живописца, вынашивающего сюжет и рождающего образ", - убежден Галактионов.
Выпускник Московского института электронного машиностроения, кандидат технических наук шесть лет назад окончательно выбрал профессию фотографа; к этому времени фотография для него давно уже стала образом жизни и мыслей. Он отдает предпочтение пейзажу, как работе для души, в остальном – всеяден. Увлекается фотоновеллами – жанром, когда для рассказа делается фотография или о фотографии пишется рассказ. И одно без другого не выглядит полным.
Он не считает себя агностиком, как в бытность пионером и комсомольцем, но и далеко не истовым верующим. "Я не воцерковлен, скорее нахожусь где-то в промежуточной стадии, но уже и не вполне Фома", - говорит он. Тема церковная вошла в жизнь Виктора неожиданно и отчасти даже бедственно. Но предложение Нарофоминского благочинного о. Георгия принять участие в публикации фресок Никольского храма, стало для Виктора Галактионова своего рода искушением неофита.
- Я получил заказ и пошел в храм с сугубо деловыми намерениями. Пришел не биться лбом об пол, не молитвы читать – профессионально работать, - рассказывает он. - В первый же день, оценивая объем предстоящих работ, неожиданно для себя разбил дорогой объектив (между тем, надо признать, я очень педантичен в отношении техники). На следующий день разбил зеркало, специально привезенное для съемки репродукций. Счел это оплошностью напарника. На третий день было разбито еще одно зеркало. Каждый день что-то случалось. И я упорно отказывался прислушиваться к словам работавших со мной людей, которые все как один твердили: "Не забывай, ты в храме работаешь". В какой-то момент я понял, что беды происходят от моего неправильного отношения к вере.
- Приходит ко мне художник Виктор Криван, занимавшийся росписью храма и спрашивает, как прошла предыдущая ночь (снимать можно было только ночью). "Вчера, - говорю, - шиберт сломал, задний видоискатель разбил, в лаборатории пленку с отснятым материалом поцарапали"… Он мне только "держись" говорил. А однажды сказал: "Странный ты человек, Виктор, первый раз в храме? Думаешь, просто на работу пришел? Нельзя в церковь приходить, мол, открыл дверь и все. Если дальше будешь пребывать в таком заблуждении, то и головой съедешь. Нужно иметь железную психику. И молиться. Вот как иконописец: помолился - краску замесил, помолился - детальку какую-то написал".
- Нервы железные и смирение мне действительно нужно было иметь, потому как одним утром, возвращаясь со съемки, я заснул за рулем и разбил машину. Но, не смотря на все эти испытания, я довел проект до конца, превозмог, мне кажется, себя. Стал приходить в храм и не формально крестить лоб, а осмысленно, каждый раз подходил к храмовой иконе Николая Чудотворца, просил заступничества.
- Вы знаете, - продолжает Виктор Иванович, - в моей работе в храме многое иррационально. В прошлом году снимал я пасхальную службу. На одной из фотографий, над головой алтарника, читавшего про себя служебник, проявился неведомо откуда взявшийся свет. Прямой свет, которого в три часа ночи не могло быть по природе своей.
- Я шел и иду к храму целенаправленно, - уверен фотохудожник. - Первая работа в церкви сильно изменила мое отношение к вере. Я стал иначе смотреть на вещи, что-то понимать. У меня была идея, я всегда хотел понять, как живут, как мыслят верующие люди. Понять их внутреннее, духовное состояние и передать его через фотографию. И сейчас, мне кажется я еще могу снимать репортажи глазами человека мирского и не считать себя оголтелым циником, ворвавшимся с фотокамерой в монастырь. Съемки в Никольском храме были для меня промежуточным этапом. После этого я сделал серию фотографий о монахинях Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни. Моя заветная мечта - показать мирским людям, неверующим, сомневающимся, рядовую, повседневную жизнь верующих в их послушаниях и молитвах. Но главное, показать какое это счастье иметь веру в Бога. Такую работу может сделать только человек, в эту жизнь погруженный. Задача не из простых. Неизвестно, насколько это удастся.
Зимний вечер. Богоявленский храм с приделом Косьмы и Дамиана. Храм Нарофоминского благочиния
Одинокая старость
Плотник Иосиф. Я знаю его больше двадцати лет, но мы давно не виделись. Я, как оказалось, ошибочно полагал, что легко смогу его разговорить в первые же минуты нашей встречи. Однако он и раньше не отличался разговорчивостью, а с возрастом черта эта стала заметно ярче. Я много говорил. А он, покусывая себя за усы, и, возможно, пряча недоверчивую улыбку, смотрел внимательно и отчасти скептически.
Портрет кошки в интерьере
Золото Катуни. Алтайский край, недалеко от поселка Замульта
Дождливое настроение
Господь Всепрощающий. Пасха 2005 года. Никольский храм. (Исповедь была долгой и непростой. По лицу и жестам священника можно было понять, насколько ему трудно найти единственно правильное решение...)
Послушница Настя. Троице-Одигитриева Зосимова пустынь- Я шел и иду к храму целенаправленно, - уверен фотохудожник. - Первая работа в церкви сильно изменила мое отношение к вере. Я стал иначе смотреть на вещи, что-то понимать. У меня была идея, я всегда хотел понять, как живут, как мыслят верующие люди. Понять их внутреннее, духовное состояние и передать его через фотографию. И сейчас, мне кажется я еще могу снимать репортажи глазами человека мирского и не считать себя оголтелым циником, ворвавшимся с фотокамерой в монастырь. Съемки в Никольском храме были для меня промежуточным этапом. После этого я сделал серию фотографий о монахинях Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни. Моя заветная мечта - показать мирским людям, неверующим, сомневающимся, рядовую, повседневную жизнь верующих в их послушаниях и молитвах. Но главное, показать какое это счастье иметь веру в Бога. Такую работу может сделать только человек, в эту жизнь погруженный. Задача не из простых. Неизвестно, насколько это удастся.
